Немцы добегали до траншеи и прыгали на нас, стараясь сверху поразить ногами или прикладом. Некоторые были вооружены короткими мечами, это, наверное, были особо злые «светлые братья». Таких оказалось двое, а всего добравшихся до нас арийцев — шестеро. Когда настало время окопной резни, чаша их терпения переполнилась. Они дрались яростно, словно обдолбались перед атакой анаболическими стероидами. Мы тоже — нам теперь всем терять стало нечего.
Началась кровавая рубиловка. Боря выхватил штык-нож и всадил по рукоятку в пузо наскочившего немца. Тут же другой «светлый брат» долбанул прикладом «Калашникова» моего компаньона по каске. Люфтваффовский шлем выдержал удар, но Боря зашатался. Обнажив охотничий нож, я пришел другу на выручку, косо пырнув «светлого брата» под диафрагму. Увидел занесенный над собой меч и понял, что не успею ни отскочить, ни закрыться.
Выстрел отбросил арийца, не дав завершить удар. Балдорис вторично пальнул в меченосца из револьвера. Глинник, примкнувший к винтовке штык, насадил на него целящегося в друга немца. Тот выронил опустевший «Калашников», на курок которого продолжал в запарке давить, и с громким криком повалился на Глинника. Трофейщик не удержал ганс-винт, на который немец навалился всей массой. Ноги «светлого брата» оторвались от земли, он описал в воздухе дугу, повиснув на стволе упершейся в землю винтовки, пролетел над окопом и рухнул на другой его край.
Подрезанный в живот немец оседал на меня. Еще один «светлый брат» сунулся ко мне с автоматом, держа его за ствол, как дубину. Я отшатнулся. Дернул за плечи раненого «братка» и вильнул за него. Приклад, чиркнув по плечу, врезался в стенку окопа. Боря, закатив глаза, валился на бок, толку от него было мало. Я развернул к себе раненого ганса и толкнул на машущего волыной противника. Отыгранной пары секунд хватило, чтобы подобрать со дна траншеи меч и встретить нападающего во всеоружии.
«Светлый брат» атаковал с неукротимостью дикаря. Бил, впрочем, расчетливо — по ключице, чтобы вывести из строя, но ни в коем случае не убить. «Братан» с ножом в брюшине валился ему под ноги, лишая свободы маневра. Я отступил. Приклад пронесся перед грудью. Удар мог запросто размолотить кость, но такой возможности я арийцу не дал; ухитрился цапнуть левой рукой за ремень автомата и рванул к себе. Немец, потеряв равновесие, пошатнулся. Я пнул его изо всей силы в пах. «Светлый брат» повалился на спину. Я прыгнул сверху, обрушившись тазом ему на грудь, перехватил меч, обратив острием вниз, и обеими руками воткнул клинок, целиком погрузив в тело немца, для надежности навалившись на рукоять. Враг подо мной задергался, и я почувствовал, что он не может сдвинуться с места — клинок пронзил его насквозь, приколов к земле, как жука булавка. Рядом громко сипел и корчился в агональной судороге смертельно раненный в живот «светлый брат».
Мы отразили атаку немцев фактически без потерь. Только Борю пришлось приводить в себя — плюха по каске немного встряхнула ему мозги. Компаньона тошнило, но идти он мог.
Мы поспешно оставили позиции, забрав оружие противника. Свое, трофейное, бросили, кроме Глинника, у которого для ганс-винта имелись боеприпасы Мы подобрали шесть АКМов, остальное «светлые братья» унесли вместе с убитыми и ранеными при отступлении. Бросить хорошие, не тронутые ржавчиной волыны не позволяла трофейщицкая натура.
Мы взяли автоматы больше из жадности, потому что оружием эти «калаши» оказались чисто номинальным. Патроны были холостые — нас атаковали загонщики. С этими грохочущими дубинками немцы кидались напролом, под действием стимуляторов сигая в окоп, чтобы разделаться с нами врукопашную и захватить в плен. Однако не на тех напали — загнанные в угол, мы сами могли разнести кого угодно, что весьма характерно продемонстрировали Пухлый с Крейзи над шестым немцем. Меченосец стал махать тесаком, но оказался несостоятельным перед Вовой. Чачелов отобрал у Димона винтовку Токарева и так оторвал «сына Солнца», что тот вмиг позабыл уроки фехтования. Победу довершил Сашка, ухайдакав ганса прикладом тяжеленного папаши. Жутко было представить, как он дробит череп бренчащим всеми деталями, подобно будильнику, «шпагиным». В бою у Крейзи абсолютно съехала крыша, еле оттащили его от изуродованного трупа немца…
Шальная ярость быстро угасла. Мы уходили, не оглядываясь на дело рук своих. За спиной тяжело болтались окровавленные рюкзаки. Шли долго, через силу, гонимые инстинктом самосохранения. Потом, не сговариваясь, остановились. Здесь было безопасно и появилась возможность пополнить запас калорий. Вдобавок Борю шатало, он все порывался блевануть. Требовался отдых, иначе мы вообще никуда могли не дойти.
Развели костер. Несмотря на сильные психические нагрузки, деморализованным себя никто не чувствовал. Скорее драка сплотила нас и, как мне казалось, сформировала стержень боевой воли. По крайней мере, отсутствием аппетита никто не страдал. Я раздал запитать всухомятку остатки колбасы и отослал Балдориса за водой. Ручей остался шагах в ста за спиной. Болт скрылся в лесу, долговязый и нелепый. Казанок болтался в его мосластой пакше, просторное пончо из одеяла ходило ходуном на плечах, словно жило само по себе.
Мы с Пухлым присели на поваленное дерево. Вован достал хлорницу, наполненную снадобьем для снятия стресса. Таких заветных пенальчиков у него было несколько.
— Что за уроды с нами воюют?
В ожидании ответа Пухлый глубоко затянулся. Затрещала в папиросе анаша.
Спрашивал так, будто был уверен, что я должен знать. В который раз у меня закралось подозрение, что Пухлый о чем-то догадывается.
— Какие-то отморозки, — ответил я как можно более безразличным тоном.
— Да еще с мечами, — добавил Чачелов, словно наводя на конкретный ответ.
— Возможно, боевики тренируются, — неопределенно предположил я. — Нечто типа баркашовцев или гитлерюгенда.
— Для гитлерюгенда они староваты, — заметил Пухлый.
— Значит, какое-нибудь военно-историческое общество проводит маневры. Мало их, что ли?
— Вот мы встряли, — сдвинул набекрень Пухлый свою вэвэшную бескозырку. — Точно политическая организация: все в одинаковой форме, с рациями и автоматами. Да еще мечи эти… Похожи на парадный эсэсовский кинжал, только большие.
— Я тоже заметил, — кивнул я. — Черт их разберет, этих фашистов.
— Точно — гансы. — Пухлый по мере укорачивания косяка делался все задумчивее.
— Может, какие-нибудь отряды навроде скинов? — ляпнул я.
— Немцы… — рек Вова, его торкнуло. — А еще у них есть тайное оружие — древолаз засадный. Это самая засадная штука, с которой я встречался.
Пухлый снова был прав. Опасаться следовало того, кого не видишь. Неизвестный специалист, со сноровкой бывалого охотника затаскивающий на деревья матерых мужей, заставлял себя уважать. Кроме того, он владел снайперской стрельбой и минно-взрывным делом. Вероятно, неплохо знал Синяву: только у завсегдатая могли быть личные счеты с лесником.
В целом, такой проводник стоил всех «светлых братьев», вместе взятых. Перспектива встречи с ним не радовала. С нас достаточно было смерти Акимова.