Больница была как больница, хотя и лечились в ней сплошь менты. Мы с Пухлым навестили Диму, который лежал в гипсе с раздолбанным тазом и проклинал Рыжего на чем свет стоит.
— Не ругайся, Димон, лучше красненького выпей, — налил я ему полный стакан кагора. — Для крови полезно.
Главбух оживился. Не глядя махнул стакан.
— Как сам-то? — поинтересовался он, цепким взглядом елозя по больничному халату, прикрывающему мой кожан. Под курткой были надеты Доспехи, с которыми я на всякий пожарный случай не расставался.
— Слава Богу, — пожал я плечами. — Пыхчу помаленьку. Кстати, гмоха в лесу видел.
— О-о, — изрек Пухлый, — я-я, натюрлих!
— Возле Акима, — многозначительно добавил я, не вдаваясь в подробности, на запах вина стали подтягиваться соседи по палате. Дима все понял.
Я достал из пакета еще четыре бутылки. Пить так пить. Кагором мы запаслись в расчете на многоместную палату, наполненную алчущими мусорами. В сумке у ног Пухлого ждали своего часа восемь пузырей по 0,5. И дождались!
— Я Рыжего посажу, — пылко заверил Димон, вцепившись в мою руку. — Сука! Видишь, что он со мной сделал?!
— А то!
— Я его посажу, суку! — повторил Боярский подобно Катону-старшему, который каждую свою речь в сенате завершал словами: «Кроме того, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен».
— Рыжий должен сидеть в тюрьме! — провозгласил я к всеобщему интересу окружающих нас ментов.
— Если увидишь его, звони, — попросил Дима. — У меня в палате мобильник. Костик, будь другом, дай человеку номер, для дела нужно.
— Пиши, — сказал молодой парнишка с загипсованной ногой.
Стараясь не показывать Доспехи, я полез во внутренний карман куртки и достал записную книжку.
— Абсолютно никаких проблем!
Пухлый сидел на соседней койке. Его оттопыренные уши напоминали локаторы. Я на секунду задержал на нем взгляд. О чем он думал в этот момент, когда мы сговаривались о ловле всем нам хорошо знакомого товарища по детским играм? Мне снова показалось, что Пухлый догадывается о чем-то связанном со «Светлым братством». Уж слишком много он молчал. Впрочем, Вова всегда был неразговорчив.
Усилием воли я отвел глаза от Пухлого и спрятал книжицу в карман.
— Я Рыжего посажу, гада, — в который раз поклялся Дима, когда мы уходили. Надо отдать ему должное, он не унывал, хотя и остался на всю жизнь инвалидом. Лечащий врач, которому я за лояльное отношение к пьянке выставил бутылку «Мартеля», сказал, что ходить Димон сможет, но только с палочкой, а первое время — исключительно на костылях. Я понимал, каково ему приходилось, и разделял ненависть к засадному древолазу. — Ильен, ты мне звони!
— Обязательно, — кивнул я, и мы с Пухлым покинули палату.
Зная, что мне за руль, я старался не пить, но набрался прилично. Слегка шатало. Когда мы залезли в «Ниву», я протяжно зевнул.
— Поехали на блядки? — предложил Пухлый, улучив случай попользоваться машиной.
— Поехали, — легко согласился я, заводя мотор.
Был уже вечер. Самое время для ловли ночных бабочек. Решив не искать приключений в центре города, отправились на проспект Просвещения. Гаишников там значительно меньше, и обитель Пухлого рядом, а бабочек на проспекте с ханжеским названием порхает ничуть не меньше, чем в самых злачных районах Питера.
Долго махать сачком не пришлось, и вскоре на заднем сиденье хихикали две разукрашенные дешевки непонятного возраста. В отличие от нас, они пока были трезвыми — их рабочий день только начинался, и набраться «девушки» не успели. Мы доехали до метро. Вова затарился литровиком водки и непонятным ликером ядовитой расцветки. Я догадывался, какое прекрасное утро предстоит нам от этого коктейля: головка бо-бо, во рту кака, денежки тютю. Знакомые ощущения. Я решил тряхнуть стариной. Во мне взыграла молодецкая удаль.
— Ну что, красавицы, поехали кататься! — молвил я, отчаливая от остановки.
«Нива» понеслась по направлению к дому Чачелова. По левой полосе можно было разогнаться до ста восьмидесяти, что я и сделал. Попутные машины старались увернуться, видя, что я собираюсь таранить их в зад. Мне было наплевать на эмоции водителей. Пухлый, опустив стекло, утробно рыгал наружу. В распахнутое окошко задувал ветер.
— Джентелемены, — развязным тоном попросила одна из бабочек, — одолжите дамам куртку, а то холодно, как бы не отморозить чего.
— Мне самому холодно, — сказал Пухлый, однако стекло не поднял.
— Ну, тогда лезь к нам, я тебя лучше всякой куртки согрею, — донеслось сзади.
Изуродованная рожа Чачелова пренебрежительно скривилась.
— Куртка — это вещь, — с типичным для него цинизмом отчеканил он, — а тебя пять минут делали, дура.
Девицы не нашлись, что ответить. В салоне повисла тишина, нарушаемая оскорбленным сопением да ревом работающего в режиме форсажа мотора. Обихоженный движок старался угодить хозяину, и как-то неожиданно быстро я зарулил во дворы Гражданского проспекта. Пухлый обитал на прежнем месте.
— А куда это мы приехали? — вдруг заволновалась одна из «красавиц», когда я остановил машину у чачеловского парадного.
— Ко мне домой, — ответил Вова.
— Мы так не договаривались, — стала упрямиться та. — Вдруг у вас там групповуха?
— Нет, в квартиру мы не пойдем, — поддержала соседка. — Давайте уж здесь.
Пухлый поглядел на меня, я на него. Потом мы вместе обернулись к барышням.
— Я возьму тебя за ноги, долбану о край дороги, — проникновенно сказал Вова своей «даме сердца» (пока ехали, мы успели их поделить), — оттащу тебя в кусты. Не ебать же на дороге королеву красоты!
— Нет, уж лучше на дороге, — осмотрительности трезвой «даме» было не занимать.
— В квартиру мы не пойдем, — наотрез отказалась ее напарница, видимо имевшая горький опыт хоровых партий.
— А куда вы денетесь? — хмыкнул я.
— Будем громко кричать и упираться!
— Да ну их к дьяволу, — с некоторым даже облегчением повернулся я к Вовану. — Высадим их, пускай себе топают.
Пока ехали, я несколько протрезвел.
— О-о, какая попсня! — разочарованно протянул Пухлый.
— Пошли в зад! — Я вылез и открыл заднюю дверцу. — Выметайтесь!
Бабочки выпорхнули наружу.
— Ну и дурак, — сказала Вовина девица-красавица в облезлой шубке из мексиканского тушкана.
Пухлый пинками сопроводил их к проспекту и вернулся. Я сидел за рулем своего пятидверного урода и пялился перед собой.
— Казино нам не построить, не возглавить кабаре. Можно лишь бардак устроить и нагадить во дворе, — выдал исключительно верное сообщение Чачелов и поискал выпивку. Нашел только водку. Ликер сообразительные барышни прихватили с собой. — Ловеласов из нас не получилось.