Словно понимая, что его ждет, Рыжий задвигался на каменном полу и начал подниматься. Я был слишком далеко, чтобы его остановить. Вова встал и, цепляясь за стену, двинулся к выходу. Я дотянулся до рукояти меча и побрел за ним. На мгновение парадное озарилось дневным светом. Гулко хлопнула дверь. Рыжий вылез на улицу. Я смело последовал за ним. Ноги заплетались. Во дворе я попытался настичь его, но Вован сумел разогнаться. Он все быстрее перебирал ногами, и расстояние между нами стало увеличиваться. Мы бежали, пугая редких прохожих. Вспорхнула стайка оказавшейся на пути молодежи. Я узнал дворовых гопников. Они дали стрекача. В иссеченной куртке и с мечом в руке я представлял, должно быть, исключительно мудацкое зрелище.
Рыжему удалось удрать. Атлетическая мощь позволила ему реализовать скрытые резервы, а у меня таковых не было. Ярость улетучилась вместе с силами, и я побрел домой.
— Что с тобой? — воскликнула Маринка, увидев мое разбитое лицо.
— Подрался, — ответил я, разглядывая себя в зеркало. Повреждения были обширными. Махаться с Рыжим — это себя не любить, помню по детству.
Ответ Маринку не удовлетворил. Иссеченная куртка и мечи, брошенные мною в прихожей, наводили на совсем иные мысли. Кроме того, за пояс у меня был заткнут нож засадного древолаза — кованый пласторез с длинным, загнутым внутрь лезвием крайне устрашающего вида. По всему выходило, что я не с гопниками сражался.
— Это были «светлые братья»? — гордясь своей проницательностью, спросила жена.
— Именно. — Я умыл разбитую рожу и, шипя от боли, осторожно вытерся. Полотенце покрылось розоватыми пятнами.
Свет мой зеркальце доложило неприятную правду — морду мне Богунов набил качественно. Треснувшие губы, расквашенный нос, шишак на скуле… Если следы битвы в самом деле служат украшением мужчины, то я мог получить Гран-при на конкурсе красоты. Надеюсь, Рыжему я воздал сторицей.
— Сколько их было? — не унималась Маринка.
— Один, — сказал я правду, — но зато какой!
— Ты его?..
— Обратил в бегство, — закончил я, вызвав беззвучный вздох облегчения. Жену тоже можно было понять — переживает.
— Вы скоро доиграетесь, Илья.
Я посмотрел на подошедшую сзади тещу. Валерия Львовна неодобрительно разглядывала мой фейс, поджав губы.
Я вдруг понял, что мой лимит доверия исчерпан.
— Какие у вас дальнейшие планы, Илья? — теща явно нарывалась на скандал. — Я не говорю о совместных с моей дочерью, а относительно вас лично.
Причем лимит не ограничивался этим домом, а распространялся на весь город.
— Я уеду, — мне больше ничего не оставалось. — Подожду, пока все уляжется, а потом вернусь.
Все уезжали, а я чем хуже? Укачу на Мертвое озеро, составлю компанию Боре.
— Верное решение, — сказала теща. — Вам действительно лучше оставить нас.
Я всегда выслушивал противную сторону, сколь бы противной она не была.
— А ты, дорогая, что скажешь? — смиренно вопросил я у Маринки.
— Милый, мама права, — мягко ответила супруга. Я отправился собирать манатки.
* * *
Везде можно проехать, если не тревожиться об обратной дороге. Я не заботился о возвращении и пер напролом. Только поэтому, наверное, сумел пробиться к Мертвому озеру на машине.
Бори я не нашел ни на озере, ни у кургана. Он был здесь, но уехал. Вблизи раскопа, где стоял наш лагерь, я обнаружил свежее кострище и консервные банки с чистенькими этикетками. Под открытым небом они пролежали максимум двое суток. С компаньоном я разминулся. А жаль. Одному бедовать в этой глуши скучновато.
Но делать нечего. Я сложил из веток охотничий шалаш, раскупорил полулитровую фляжку дешевого «Мартеля» V. S. О. Р. и начал ждать у моря погоды.
Тишина на озере была мертвая. Аж жуть брала. Одно радовало — комары сюда не залетали. И все-таки на природе, приняв как следует коньячку, я сумел наконец-то расслабиться. Доспехи Чистоты лежали в багажнике. Тут они были без надобности: до Лужи далеко, хищный зубастый червь сюда, в лишенную живности местность, не заползет.
Я искупнулся в озере, а потом долго грелся у костра — черная вода оказалась ужасно холоднющей. Мысли мои витали далеко от повседневных забот. Я вдруг вспомнил, как раскапывал курган, и подумал, что неплохо было бы отвезти на исследование камень с отпечатком ладони. А заодно и костяк великана. Пускай яйцеголовые энтузиасты почешут репу. Оптимальный вариант — продать артефакты американцам, а то у нас дальше запасников они не пойдут. С этими заманчивыми мыслями я и заснул…
Я вскочил, словно подброшенный пружиной. Тело пронизала ледяная судорога. Я едва не закричал от боли, да и то лишь потому, что горло сдавил спазм. Придя в себя, я увидел, что поверхность озера, доселе стоящая вровень с берегом, стремительно отступает куда-то вниз, утрачивая ровность зеркала. По ее поверхности бежала рябь, кое-где закручивались воронки.
Вода спадала стремительно, и вскоре на месте озера образовалась глубокая яма. Я стоял на краю, у моих ног начинался деревянный помост, который полого вел вниз. Там, на дне, высился дивный храм из белого камня, сияя золотыми куполами. Верхушки луковиц украшали восьмиконечные старообрядческие кресты. Я должен был сойти к храму.
Я ступил на помост. Он прочно застыл под моими ногами и не был скользким. Идти пришлось долго, ибо глубины озеро было непомерной. Дно его было выложено ровными каменными плитами.
Я нерешительно приблизился к святыне. Двери храма медленно отворились, из него вышел человек в белых одеждах и ослепительных золотых доспехах поверх них. В руках человек нес чашу.
«Пей», — сказал он.
Я испил.
Лик человека был светел. Я понял, что это князь Юрий Лугвеньевич. Тот самый новгородский правитель, приказавший закопать Доспехи Чистоты. Он был мудр. Он знал, что изделие злого гения далеких северных земель не принесет его народу ничего, кроме горя. Вовремя разгадав опасность варяжского подношения, он приказал завалить каменьями страшные латы и насыпать над ними земляной холм.
Я же их откопал и получил воздаяние. В Доспехах была злая сила. Их могущество мог использовать только тиран. Человеку простому они приносили беду.
Чаша познания была очень горька.
«Иди», — сказал светлый князь.
Я повиновался ему и вскоре был у оскверненного кургана. Гробница была потревожена алчущими злата хищниками. Богатырь, хранивший мир в здешних лесах, даже после смерти продолжал служить русскому народу. Пока до него, словно черви, не докопались любители наживы. Даже нога немецкого захватчика не ступала на эту землю.
Теперь равновесие было нарушено. Я ужаснулся мерзости содеянного. Знак лесника — отпечаток растопыренной ладони — укоризненно мерцал во тьме. Я мог еще исправить положение, поэтому принялся лихорадочно рыть руками насыпь, не обращая внимания на раны и текущую кровь. Важно было зарыть Доспехи, пока за ними не явились потомки белокурых разбойников…