— Вот как, — молвил князь. — Ближе к делу тогда, а то мне сейчас с караванщиком тереть. У тебя нож какой?
— Булатный.
— С собой?
Щавель отогнул полу безрукавки.
— Воткни его к вуду-пиплу, буду знать, что с тобой случилось в далёких землях, если заржавеет, — велел князь и направился к шкафу с расходными реликвиями. — Вчера дары не раздал из-за этого проклятого барда!
— Менестреля, — Щавель отошёл в козырный угол и глубоко всадил свой заслуженный нож в дубовую панель. Африканская маска, тёмная, блестящая от наслоений засохших приносов, поглядывала на него пустыми глазницами из-под тяжёлых деревянных век.
— Вот, держи.
Князь протянул товарищу старинный нож в новеньких кожаных ножнах. Рукоять пожелтевшего рога завершалась скошенным вниз навершием из полированной стали. Длинный нижний конец гарды был отогнут под указательный палец, короткий верхний оканчивался завитком.
— Достану? — спросил Щавель, принимая подарок.
— Конечно! — сказал князь.
Щавель вытянул нож. Клинок был не попорчен временем и владельцами. Длиною в полторы ладони, он имел долу возле обуха и короткую пятку.
— Работа мастера Хольмберга из Экильстуны, — разглядев клеймо, Щавель обрадовался как ребёнок.
— Легендарная шведская сталь, — подтвердил Лучезавр. — Не ржавеет, не тупится, если меру знать. Не ломается от пустяковых нагрузок.
Щавель распустил мошну, выудил монетку, протянул князю.
— Суеверный ты. — Князь принял символический выкуп. — Носи на здоровье!
— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — заметил Щавель. — Кстати, по поводу убитого доктора в караван. При мне есть целитель по прозванию Альберт Калужский, он лечит солями и по разговорам лепила сведущий. Хочу взять его с собой.
— Альберт Калужский? — удивился князь. — Коли он пойдёт, бери с собой непременно. Долю посули прежнюю, начальник каравана знает. Сейчас явится Карп, поставлю его в известность. Да он, наверное, уже заждался в приёмной. Иди в канцелярию, получишь карту и требования на склад и в арсенал, если имеешь нужду в оружии.
— Имею, — сказал Щавель.
В приёмной и в самом деле восседал знатный работорговец, выпятив косой могучий живот. Они сдержанно поздоровались, и Щавель подумал, что стычка за власть в походе неминуема.
В канцелярии Щавель решительно нырнул в конторское болото. Клерк изучил предъявленную грамоту, сверился с учётным журналом и составил требования в секретную часть, на вещевой склад, в арсенал, а также выписал разовый пропуск на трёх сопровождающих лиц. Секретная часть располагалась за стенкой. Клерк-секретчик, проверив грамоту и требование с ещё не просохшими чернилами, выдал под расписку пергаментный свиток. Щавель развернул карту западных владений Орды и приграничных земель, подивился тонкому рисунку. Раб-картограф постарался на славу, начертив столько мелких деталей, что карту можно было читать долго и с упоением, как хорошую книгу. Об особой её значимости свидетельствовали семь дырочек в нижнем правом углу. Сквозь дырочки хитроумным зигзагом был продёрнут шнурок, что говорило посвящённым о высокой должности владельца карты. Шнур был искусного плетения и пёстрой боярской расцветки. Он был завязан узлом доверия и скреплён висячей свинцовой печатью с номером учётчика. Вверху карты рукой князя было начертано: «Выдано Щавелю в служебное пользование под его личную ответственность».
Щавель оценил чёткую работу сложного бюрократического механизма. Убрал карту за пазуху в особый карман и вышел из кремля к ожидающим его спутникам.
— Ты нанят, — сообщил он доктору. — Поступаешь в моё распоряжение. По возвращении из похода получишь долю врача. Служи исправно и будешь вознаграждён достойно.
— А мы? — У Михана спёрло в зобу. — Мы как?
— Сомневаешься в чём-то?
— Есть децел, — признался молодец. — Вдруг князь отказал.
— Был о тебе разговор. Этого дурака в красном платке с собой не берите, наставлял меня светлейший, ибо дурь показать он горазд. Возможно, по молодости лет. Подождём, говорит князь, годков десять, посмотрим, если не поумнеет, то никогда в войско не возьмём.
Зрачки Михана расширились.
— Еле уболтал светлейшего князя включить тебя в отряд. Пока на нижних основаниях: убирать, готовить, ночную стражу нести.
— Спасибо, дядя Щавель, — пролепетал молодец. — Век помнить буду.
— Я запомню, — сказал Щавель.
— Не могу я домой вернуться ни с чем, пустобрёх, скажут…
— Хорош ныть, — оборвал Щавель, уже недовольный своей шуткой. — Ты на службе. Теперь пошли на склад. От щедрот светлейшего князя Великого Новгорода нам положена одёжа и оружие.
На вещевом складе их встретил заносчивый ключник с бородою лопатой.
— Одень нас по-походному, — Щавель бросил на стол требование, не удостоив завсклада приветствием.
— Одевай тут всяких… — Ключник смерил взглядом просителей с головы до ног, как помоями облил.
— Не блатуй, Никишка, — негромко сказал Щавель.
В глазах завсклада вспыхнуло удивление, он всмотрелся и сбледнул с лица.
— Прости, боярин, не признал, — ключник склонил голову, согнуться в поклоне мешало пузо, — не гневайся…
— Делай дело, — приказал Щавель.
Прогнав из кладовой досужего раба, дабы не позориться, ключник самолично приодел командира и его людей, выдал каждому по добротной вместительной котомке из кордуры. Прочная синтетическая ткань была легче кожи, так же крепка, но боялась огня. Впечатлённый давешним торгом, Щавель брал с запасом. В Орду переться — все ноги стопчешь. Потому, углядев сундук с греческими берцами, зацепил себе и молодцам по паре. Заморская обувь, хоть и тяжёлая, сносу не имела, в отличие от кожаных подмёток сапог домашней выделки.
— Дозволь спросить, лесной человек, — пропыхтел доктор, когда гружённая скарбом ватага покинула склад. — Откуда ты знаешь почтенного ключника Никифора?
— С невольничьего рынка, — ответствовал Щавель. — Я купил Никишку для хозяйственных нужд: полы мыть, посуду. Когда отъезжал селиться в Тихвин, дал ему вольную и при войске пристроил, а он, смотри-ка, выслужился как. Важный стал, стервец.
— Дух с него ядрёный пошёл, — ухмыльнулся Жёлудь.
— Помнит, знать, — отметил Щавель. — А вообще, парни, никогда не давайте воли рабам, чтобы не пришлось жалеть.
— Вот эльфы покупают с торга рабов, особливо семьями, и сразу отпускают. Да и ты выписывал вольную, батя.
— То забота эльфов. У них свои понятия и свой ответ. А у меня в ту пору не было мудрого наставления, какое имеется у вас. Знал бы, не отпускал. Потому что рабская суть есть пресмыкание перед сильным и попрание слабых, а также злобная зависть и ненависть к своему хозяину, пускай и хорошему. И вообще ко всем, кто выше стоит. Раба из себя не выдавишь, даже по капле, хоть каждый день тужься. Не бывало таких рабов, что становились бы милостивыми господами. Если кость стала чёрной, её ничем не отмоешь.