После завтрака Щавель поднялся с Литвином, Сверчком и Лузгой в нумера. Развернули карту Москвы. Щавель остриём свинцового карандаша отметил посёлок земляных рабочих.
— Будем мочить, — сказал он. — Однако истребление рабсилы не главное. Наша задача уничтожить Орден Ленина, по возможности руководство целиком и рядовой состав хотя бы частично. Кто курсе, что он из себя представляет, где расположен, его основные учреждения?
— Ты бывал за Мкадом, — обратился сотник к Сверчку. — Докладывай.
— Случилось три года назад, с воеводой Хватом. — Сверчок замялся, передёрнул плечами. — Жуткое место это Внутримкадье. Застава Ильича, за ней смерть…
— Показывай, с какой стороны заходили, — распорядился Щавель. — Где были, что делали, как выходили?
— С Рязанской дороги заходили. Приказ был выдвинуться в Коломну, проредить поголовье мутантов. Сам знаешь, одна голова хорошо, а две некрасиво. Сделали удачно, без потерь. На обратном пути Хват приказал манагеров привести к общему знаменателю, оборзели они тогда. Мы зашли за стены Мкада и устроили всем подвернувшимся манагерам басманное правосудие.
— Басманное — это по-нашему! — осклабился Лузга.
— По Уставу, как положено, — апеллировал Сверчок, чтобы начальство не подумало чего.
— Ты про Орден Ленина давай, — напомнил Литвин.
Сверчок вздохнул:
— Мы знали, что за Садовое кольцо соваться нельзя, но Хват увлёкся преследованием и вырвался вперёд. С небольшими силами мы оказались под стенами Кремля. Они тёмно-красные, и древние башни стоят, не тронутые Пиндецом. Так, внезапно мы оказались на Площади Революции, возле самой берлоги Ордена Ленина.
— Как выглядела она? — Палец Щавеля упёрся в точку на карте.
— Большая. Храм осквернённый на ней, купола без крестов. Окружена валом из битого кирпича, поросшего травой. На валу ограда из валежника и пней, укреплённых столбами. На колах медвежьи, волчьи и человеческие черепа. Посреди площади стоит каменный терем Центрального музея Ленина. На валу имелись свободные проезды. Через них мы и забрались в ловушку.
Сверчок задумался, долго приглаживал усы:
— На площади никого не было, все попрятались. Мы собрались ехать дальше, как из главного входа появился рослый старик в лосинах, рубахе из щучьей кожи и волчьей шубе до пят, как у сутенёра. Это был шаман. Звали его Владилен. Но мы тогда не догадывались, с кем довелось сойтись. Колдун принялся вокруг себя сгущать туман. Вскоре облачко скрыло его целиком, оставив по краям рваные сгустки, уплотняющиеся на глазах. Мы стояли, как зачарованные, и смотрели. Облачко росло, туман заполнил всю Площадь Революции, сделалось темно. Злодей своими кудесами оттянул наше внимание, и мы прозевали атаку. Загремели горны, застучали барабаны, и на нас обрушился юных ленинцев отряд, которых мумия вербует и учит в своём мавзолее. Бой был ужасный, кровь, страданья, мой автомат устал стрелять. Это был не бой, а истребление. Юные ленинцы прыгали на спину, стаскивали с седла и терзали на земле скопом. Отдельные перегрызали жилы на ногах коней, валили вместе со всадником и рвали на части. Во мгле было не видно, куда целиться, мы стреляли наугад и попадали в своих. Сотник Зуб включил фонарь, свою родовую реликвию, и там, куда падал электрический свет, сумрак исчезал. А потом воевода Хват сделал невероятное: уверовал в Бога и перекрестил глаза. Пелена наваждения спала, теперь он видел всё как должно быть. Голоса нечисти и пионерская какофония звучали, пока Хват не перекрестил уши. Потом воевода схватил шамана под мышки, перекинул поперёк седла и дал приказ к отступлению. Немногим из нас посчастливилось выскочить за частокол. Когда мы перебрались через вал, всё стало как прежде. Мы посшибали из калашей юных ленинцев, осмелившихся высунуть из сумрака свои зубастые рыла, и поскакали что было мочи прочь от этого места. Шаман выпустил когти и грыз спину коня, пока Хват не успокоил его локтём в позвоночник. Удар по хребту на время лишил его чувств и навсегда отнял ноги. Мы выбрались за Мкад и воссоединились с остатками войска. Досталось нам тогда, но другим повезло ещё меньше. На Лубянке им повстречался Железный Феликс и кровавая гэбня. То было жуткое разорение в живой силе и огнестреле. Больше светлейший князь войско в Москву не посылал, обходили её по Малому кольцу, а на восток дальше Орехово-Зуево не забирались.
— С шаманом что сделали?
— Доставили живым в Великий Новгород. Больше не знаю. Казнили как-то.
— Я знаю, — оскалился Лузга. — Светлейший созвал экспертную комиссию. Я был её членом, Лучезавр головой, начальник канцелярии — десницей, начальник химслужбы — шуйцей, а настоятель храма Отца Небесного — сердцем проекта. Мы вытащили из Владилена всё, что в нём было. Колдун ярился, обещал наслать на нас бешеных кузнечиков, но начальник химслужбы сказал, что не допустит самоуправства. Он обнаружил, что могущество Владилену даёт анальный плавник черноморского шамана, вживлённый под хвост. Владилен изловчился ужалить начхима, прежде чем мы достали из тела колдуна все волшебные ништяки. Петушара! — Лузга с чувством высморкался в кулак, харкнул, подновил ирокез. — Я ему устроил гестапо, забыл как маму звали.
— Надо было сразу собрать войско, пока новый главный шаман в силу не вошёл, и идти добирать мумию в её затхлом гробу, — рассудил Щавель.
— Чтобы на Статора наткнуться с его боевыми треножниками? — опасливо произнёс Сверчок. — Они как раз в Центр полезли, думали Ленина одолеть и масть держать, да только не срослось у них что-то. Вот бы мы встряли между молотом и наковальней. Ещё бы Ротор подгрёб с армией зомби из Бутово или, не приведи Господь, солнцевские. В Москве, говорят, творилось что-то страшное. Мгла выползла за Мкад, будто ночь не заканчивалась. Потом всё улеглось. А Ленин остался.
— Три года. — Щавель подумал, почему до него не дошли слухи об этом походе. — Не так давно. Получается, Хват греческую веру принял?
— Принял. Я тоже христианин, — немедленно признался Сверчок. — Все, кто на площади был, все приняли крещение. Против иного чародейства Отец Небесный бессилен, и только Дух Святой справиться может.
— Или же электричество, — задумчиво сказал Щавель.
— У Статора и манагеров есть электричество, — поведал Лузга. — Так они Ленина сдерживают.
— Ты откуда знаешь?
— Тавот рассказывал. Он вообще много чего за Москву тёр. Жил там какое-то время.
«В самом деле, — припомнил Щавель манеру учёного раба быстро, на опережение, отвечать, так же разговаривал половой в кабаке и Павка. — Он действительно из Москвы, долго жил в ней и недавно убыл, если сохранил повадки. Что его погнало, безногого?»
— Привези мне Тавота, — приказал командир Литвину. — Отправь за ним Михана и ещё кого ненужного. Готовь отряд. Лузга, организуй чистку огнестрела. После обеда выступаем. Нынче ночью мы остановим строительство железной дороги.
* * *
Жёлудь обнаружил Михана на задворках кухни торопливо уминающим наваленное в миску хрючелово.