Курт стоял на плацу базы в строю со своими товарищами. Ландмейстер Фобоса решил лично прибыть для вручения наград всем членам ягд-команды. Грохотала барабанная дробь, в сопровождении двух полных Братьев Ордена с нашивками комтуров, несущих на скромных подносах коробочки с орденами и медалями, ландмейстер, подойдя к очередному бойцу, поворачивался к одному из сопровождающих, левому или правому, в зависимости от того, чем награждался воин, затем вешал знак ему на грудь. Вот он приблизился к Вальдхайму. Левый или правый?.. Курт не волновался так с момента распределения в Академии. Что ему достанется? Против ожидания губернатор планеты не стал оборачиваться ни к кому из Братьев. Сердце у Курта замерло – неужели обделили?! Но тут ландмейстер вдруг полез в висящую у него на поясе сумочку и извлек оттуда небольшой сверток. Аккуратно его развернул, и юноша чуть не задохнулся от неожиданности: на ладони губернатора лежал орден Черного Креста – высшая награда государства! Очень мало кто мог похвастать таким знаком отличия. Очень мало! Каждый награжденный удостаивался чести иметь право на высеченное в черном граните имя и титул. Камень устанавливался в холле Академии Гроссбурга, высшего военного заведения Новой Тевтонии.
– Во имя Господа нашего, Иисуса Христа и непорочной Девы Марии, лойтнант Курт фон Вальдхайм удостаивается чести Черного Креста и титула барона. Подписано в Гроссбурге, июля пятнадцатого числа в год одна тысяча тридцать шестой от Перехода Гроссмейстером Ордена Братом Конрадом фон Зикингеном собственноручно. Решение утверждено Капитулом Ордена, что подписями и печатями удостоверяется. Формулировка: за раскрытие угрозы Ордену и гражданам Новой Тевтонии…
Сам Крест. Лента на шею. Шпага барона. Свиток, подтверждающий сказанное ландмейстером. Все будто происходило в полусне, настолько это оказалось неожиданностью. От удивления юноша едва не прозевал, когда ландмейстер отступил назад и, придирчиво взглянув, как расположилась награда на груди молодого человека, уже другим тоном, более естественным, произнес:
– Служи честно, служи верно. Во славу Ордена и Пречистой Девы Марии!
Спохватившись, Курт вскинул руку в положенном среди членов ягд-команды приветствии и выпалил:
– Во имя Господа и во славу Его!
Черный Крест… высшая награда Ордена. Она автоматически давала повышение в звании на одну ступень. «То есть я теперь – гауптман? – все еще не мог поверить Курт. – Но за что? Неужели за то, что выжил в форте и смог доложить о тех неизвестных чужаках, а также том, что творили эти черные нелюди? Или за невиданное оружие, на котором, подобно растоптанным жукам, чернели неизвестные письмена? Явно за что-то из этого. Так… Высокие гости удалились. Вон, Лансдорф их провожает. Садятся в машину. Тронулись. Генерал-фельдмаршал возвращается…»
– Вольно! Разойдись!
Через мгновение Вальдхайм оказался в толпе улыбающихся лиц. Его норовили похлопать по плечу, каждый поздравлял с наградой. Юноша растерялся, да что же это? Почему? Другие сделали не меньше, даже больше. Тем более что он все-таки проштрафился перед Святой Инквизицией… Но тут перед ним вырос Готфрид и рявкнул:
– Гауптман! Быстро – заповедь тридцать четыре устава Ордена!
Вытянувшись по стойке смирно, Курт затараторил строки, намертво вбитые в память еще с гимназии:
– В Ковчег Завета были положены розга и манна небесная, что означает для нас, что судьям должно применять и то, и другое: одно кротко призывает к милосердию, другое справедливо требует строгости. Поэтому Мастер, который поставлен над всеми и должен сам подавать всем Братьям хороший пример, должен и порицать непокорных, и принимать больных, и должен ободрять павших духом, и быть мягким и терпеливым со всеми, и должен нести в руках своих розгу и посох, согласно словам пророка; розгу бдительности, с помощью которой, денно и нощно следя за вверенным ему стадом, он милостиво освобождает ленивых от смертельного сна лености и пренебрежения священными ритуалами, усердно и справедливо пресекает любое неповиновение; посох же олицетворяет отеческую заботу и сострадание, коим должен он поддерживать морально неустойчивых и укреплять малодушных и разбитых печалью, дабы они, неободренные, не были побеждены отчаянием…
– Понял?
Щеки заалели, словно у девушки. Курт понял, на что намекает генерал-фельдмаршал.
– Награду ты получил заслуженно. А вот звание – авансом. Так что помни устав Ордена. Помни долг. И – блюди честь Брата. – Командир перевел дух и добавил, правда, совсем другим голосом: – Слушай, Дестроер, тебе отпуск полагается. Внеочередной. По статусу Креста. Так что – пакуй свой мешок, парень. Транспорт на Тевтонию отправляется через два часа…
Затем наклонился к самому уху Курта и шепотом, чтобы никто не услышал, процитировал еще одну главу устава Братьев Ордена, о наказании:
– Если Брат словом или делом совершит пустячный проступок, он должен раскрыть это перед начальником своим и исполнить указанное тем, во исправление проступка. За мелкий проступок и наказание должно быть соответствующим, если только эти мелкие проступки не повторяются столь часто, что не остается ничего, кроме как ужесточить наказание. Если же случится, что будет кем-либо открыт проступок, каковой Брат собирался скрыть, должно наказать его более сурово, нежели обычно наказывают за подобный проступок…
Курт ужинал, сидя в полном одиночестве за угловым столиком. Он питался по пассажирскому наряду, на час позже остального экипажа. Впрочем, за это он был даже благодарен командиру транспорта, поскольку иначе бы ему не удалось спокойно принять пищу. Весть о том, что на борту ковчега находится настоящий боец спецгруппы, в мгновение ока облетела всех, кто находился на «Длани Господней». И во время посадки на корабль парень все время находился под прицелом десятков глаз. Впрочем, он бы в любом случае вызвал интерес к своей персоне – о бойцах ягд-команд в Тевтонии ходили настоящие легенды. А его приписку к данному подразделению выдавала пятнистая форма. В парадную молодой человек не успел переодеться, лихорадочно собираясь домой.
Кроме штатного имущества, положенного ему по уставу, нужно было привезти домой и сувениры с Фобоса, которых у него накопилось за время службы на Черной планете предостаточно. Отцу предназначалось копье аборигенов, то самое, с длинным и несуразно широким лезвием, украшенное от наконечника до конца древка примитивной, но искусной резьбой. Младшему брату Иоганну – щит местного вояки с намалеванной мордой еретического божка. Матушке – богатое ожерелье из прозрачных, неимоверно твердых камней, снятое Куртом с шеи убитого лично им вождя какого-то туземного племени. Сестре – точно такое же, но из камней алого цвета. И еще, для себя, чтобы повесить в комнате, в которой он жил раньше, – деревянный меч: длинная круглая дубина с ромбом на конце, в который вставлены лезвия из скверного железа. На память о службе, чтобы когда-нибудь, выйдя на покой, смотреть на грубо изготовленное орудие смерти и вспоминать свою юность.
О черт, замечтался! С чего бы вдруг? И тут Курт сообразил, что в столовой он не один. Кого еще принесло? Все члены экипажа получили строжайшее предупреждение насчет соблюдения распорядка и правил на борту, которыми категорически запрещалось находиться в трапезной во внеурочное время. Неужели нашелся смельчак, решивший рискнуть, чтобы получить пять суток карцера? Впрочем, праздное любопытство не к лицу гражданину Ордена. Тем более – герою. Чуть замедлившаяся на мгновение ложка вновь устремилась ко рту. Еле слышно стукнул опускаемый на стол поднос, и смутно знакомый голос произнес: