Однако солнце еще сияло в небе, и лишь по некоторым признакам можно было определить, что день клонился к закату. Они постояли молча и окинули взором окружавший их пейзаж: снежные сугробы, сверкающие долины, отблеск сосулек на ветках деревьев, дым из труб, похожий на длинные белые ленты.
— В конце концов я ей это отдам, — внезапно произнес Ломени с решительным видом.
— Что и кому?
— Нож… Онорине. Я вскользь пообещал ей, что подарю ей то, что она захочет. И я чувствую, что она не считает меня расквитавшимся. Она не согласится ни на перочинный ножик, ни на складной. Нет, она хочет настоящий нож. Это опасное оружие. Но смогу ли я договориться с ней? О чем она мечтает? Быть похожей на непобедимого Ирокеза? Но для такой воинственной личности вполне достаточно лука и колчана стрел из бузины! Что вы об этом думаете?
Анжелика рассмеялась.
— Вы очаровательны, но слишком снисходительны к этой маленькой девочке.
— Она сама невинность, — нежно произнес он. — Только она и заслуживает, чтобы ее осыпали подарками.
И почтительно склонившись, он поцеловал ей руку.
— Подумайте над этим, мадам, и если вы захотите, не откладывая в долгий ящик, дать мне ответ, мы сможем встретиться завтра в аллеях губернаторского сада. Завтра там никого не будет, мы сможем немного погулять. Это прекрасное место для серьезных разговоров.
* * *
Любовь Ломени подарила ей крылья и вернула способность спокойно рассуждать.
Нет, это скорее не любовь, а восхитительное утешающее чувство заслонило собой мрачное видение лейтенанта полиции, рассказывающего об отвратительных преступлениях и гнусных людишках. Действительно ли Ломени любил ее? Его поцелуй напоминал скорее утешение, поддержку. Снег заскрипел под ногами человека за ее спиной, г-н де Бардань догонял ее.
— На этот раз ваши заверения, что с господином де Ломени-Шамбор вас связывает только дружба, бессмысленны, — возбужденно заявил он. — Когда я только подумаю, что вы назначили ему свидание в часовне…
— Вы сошли с ума, я не назначала ему никакого свидания.
— Как я могу вам верить? Я видел, как вы вошли в часовню несколько минут спустя после него.
— Я повторяю, это всего лишь случайность. Я возвращалась к себе, проходила мимо и зашла помолиться.
— А шевалье де Ломени случайно уже был там?
— Да, он там был. Храм — это то место, куда каждый имеет право войти.
— Почему же вы разговаривали шепотом?
— Пред телом и кровью господня…
— И тем не менее вам это не помешало шутить с Мальтийским рыцарем! В вас нет никакого почтения!
— Пожалуйста, дорогой Никола, умерьте вашу ревность!
С помощью сплетен и подозрений вы хотите бросить меня в объятия этого человека.
— Но вы и были в его объятиях! — возмущенно воскликнул он. — Я вас видел.
В ее взгляде мелькнуло беспокойство. Неужели он осмелился подсматривать через окно часовни? Посланник короля, это немыслимо! Но от него можно было всего ожидать.
— А когда вы вместе вышли из часовни, вы держались за руки.
Анжелика пожала плечами. Она совершенно не помнила, чтобы она держала руку г-на Ломени. Она рассмеялась.
— Это прекрасно — быть любимой. Господин де Ломени, господин де Виль д'Аврэй, — продолжил он, — господин де ла Ферте, молодой сумасшедший Анн-Франсуа де Кастель-Моржа и старый, но не менее безумный Бертран де Кастель-Моржа, его отец, Базиль, господин де Шамбли-Монтобан…
— Вы преувеличиваете. Бедный Никола, ваше болезненное воображение сбивает вас с толку. Однако вы мне доставили удовольствие. Как это приятно чувствовать себя любимой, в то время, как миром правит ненависть… Благодарю вас, мой милый возлюбленный!
— Не смотрите на меня так, — с дрожью в голосе произнес он. — Ваши сияющие глаза так волнуют меня.
Увидев их вместе, смеющихся, мадемуазель д'Уредан отметила, что они не распрощались у дома Виль д'Аврэя, а пошли дальше по направлению к рощице, за которой скрывалась резиденция г-на де Барданя.
— Вы еще ни разу не заглянули ко мне, — сказал он Анжелике, когда они поднялись вверх по улице.
— Это потому, что все свое время вы проводите около моего дома. И потом я бы не хотела встретить у вас некоторых ваших друзей.
— Сегодня я никого не жду.
Их взгляду открылась аллея, в конце которой стоял симпатичный двухэтажный домик с шиферной крышей и квадратными печными трубами по бокам. Солнце еще освещало фасад дома, но в подлеске уже царил холодный полумрак, усеянный пятнышками света. Подул ледяной северный ветер. Никола де Бардань привлек Анжелику в свои объятия, укутав ее плащом, и было непонятно, хотел ли он защитить ее от холода иди же просто поддержать на скользкой дороге.
— Это безысходная ситуация, — бормотал он, — гибельная, и все же я ничего не могу поделать. Видеть вас, слышать ваш смех, идти рядом с вами, как сейчас, — вот самое большое счастье и самые страшные муки для меня. Надеяться не на что… Иногда я решаюсь не видеться с вами целый день. Я прихожу в себя, я свободен и спокоен. Я погружаюсь в чтение, работу, развлекаюсь. И вдруг понимаю, что это безумие: вы здесь, вы в городе, в двух шагах от меня; сколько слез пролито мной, сколько раз я пытался бежать от этой призрачной действительности. Пусть мне остаются лишь крохи, но я вас так любил и желал, чтобы вы хоть чуть-чуть принадлежали мне. И я бросаюсь искать вас. Когда я вас вижу, сердце останавливается и наступает миг счастья и наслаждения. За этот миг я заплатил ценой горьких страданий, но не жалею о них.
— Г-н де Бардань, я оценила пыл вашего красноречия, и я тронута, но мне кажется, что мы рискуем споткнуться, в прямом смысле этого слова…
Чтобы не упасть, она схватилась за него.
— Как я люблю вас! Как люблю вас! — шептал он.
— Эта аллея слишком скользкая, мы никогда не доберемся до дома.
— Ну и пусть. Нам так хорошо здесь, идите сюда.
Он увлек ее под сень деревьев, в холодный голубоватый сумрак, таинственный и бездонный, и, властно заключив ее в объятия, набросился на ее губы. Поцелуй длился долго, потом они отстранились, и с новым алчным порывом их губы встретились. Уже не первый раз страсть Никола де Барданя пробуждала страсть Анжелики, увлекая ее за собой, как морской прилив.
Тогда, в Тадуссаке, он подчинил ее себе своим страстным поцелуем. Чувственное волнение увлекало их, сметая все на своем пути; так мощная волна, перехлестнувшая через поручни корабля, берет в плен экипаж, а затем, отхлынув с мягким притворством, оставляет после себя следы разгрома. Анжелика вновь почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила так знакомое ей желание.
Задохнувшись от поцелуя, они вернулись на аллею, не в силах произнести ни одного слова. На пороге дома они расстались.