— О чем вы хотели говорить со мной? — холодно спросила она.
— Не сочтите, что я слишком возомнила о себе, но я пригласила вас для того, чтобы поговорить о своей персоне. Я считаю, что подобный разговор поможет вам освободиться от всех подозрений и даст наиболее полную картину того, что произошло, что причинило вам столько страданий.
— Как вам будет угодно! — с горечью пробормотала Анжелика.
Она заметила, что Сабина сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Затем она в недоумении посмотрела на Анжелику и воскликнула:
— Анжелика! Это невозможно! Вы! Разве это вы?
— Вы еще повторите слова г-жи ле Башуа: «Вы! Такая соблазнительная женщина!»
— Ну да! Так и есть! Вы забыли о своем оружии? Разве можно воевать с такой красивой женщиной, как вы!
— Красота — это еще не все. — И страдание омрачило ее лицо.
— Конечно. Но очень многое. Не будьте такой неблагодарной, природа щедро одарила вас, наделив всеми качествами, которых лишены менее удачливые соперницы.
— Но вам-то не стоит обижаться на судьбу, я уже говорила вам об этом.
— И я вам признательна за это. Но давайте не будем строить иллюзий, пальма первенства принадлежит вам, как женщине вам нет равных… Анжелика, простите мою настойчивость, но вы действительно так страдаете или же просто разыгрываете комедию?
Анжелика с досадой почувствовала, что слезы навернулись ей на глаза.
— Я так несчастна, — заявила она.
Столь наивное утверждение вызвало улыбку у г-жи де Кастель-Моржа, и Анжелика вздрогнула. Если Сабина улыбается, значит, она уверена в своем очаровании. Более того, ее преимущества усиливались ее благородством, великодушием и прекрасным характером; теперь она действительно стала серьезной соперницей. Но в таком случае Анжелика виновата во всем сама: по выражению Польки, она «сама себе роет яму».
— Вы просто устали, — спокойно сказала Сабина, — Но все будет хорошо. Вы не хотите присесть? Анжелика придвинула кресло.
— Итак? — спросила она, усаживаясь. — Я вас слушаю. Расскажите мне о вас…
— Анжелика, несколько дней назад, когда я поняла, что мой сын выздоравливает, что он спасен, вы, сами того не понимая, положили конец кошмару, в котором я жила последнее время, после его ранения. Я поняла, что небо подарило мне самое ценное, что может пожелать человек в этой жизни. Потеря моего единственного сына обрекла бы меня на вечные муки, и жизнь без него не имела бы никакого смысла, ведь вместе с вашим ребенком в могилу уходит и часть вас самой. Я понимаю, конечно, что он не может все время быть рядом со мной; когда он поправится, он уедет, покинет меня. Но все это ничто по сравнению с тем, что однажды я услышу его шаги, увижу его живого и невредимого. И жизнь показалась мне такой прекрасной! Я счастлива, Анжелика! Но меня тяготит то, что страдаете вы, вы, кому мы стольким обязаны. Сабина сжимала и разжимала пальцы, ей нелегко было говорить об этом, но она решила дойти до конца.
— Нужно, чтобы вы знали, что же произошло, и не воображали того, чего не было и не могло быть. Немыслимо, что вы узнали об этом, ведь это была случайность, не имеющая будущего.
Если бы она знала, кто сообщил мне столь приятную новость», — подумала Анжелика. Но она сжала губы и ничего не сказала.
— Я не помню, что предшествовало моему вторжению в Монтиньи, все как будто заволокло туманом. Знаю только, что я была на грани безумия. Я не могу помешать себе считать его действия спасением для меня. Для женщины унизительно признавать это, но в его поступке главной действующей силой была доброта…
— И этой доброте не было никакого дела до меня.
— Вы очень сильная, Анжелика, а я была такой слабой и беспомощной… Но я лучше замолчу, я вижу, как вам противно слушать все это… Только мне хотелось бы поделиться с вами еще одним соображением.
— Продолжайте, — громко сказала Анжелика.
— Вы очень сильная женщина. Не знаю, всегда ли вы были такой. Возможно, это произошло не так давно… Но я всегда знала, что вы самая сильная. И он тоже. Возможно, его бы больше мучили угрызения совести, если бы он не был уверен в вашей силе… Он рискнул, потому что доверял вам. Он угадывает все ваши поступки, принимает их… его очаровывает в вас то, что другие приняли бы за «недостатки». Вы не очень щедры по отношению к нему, но вы не полюбили бы его, будь он другим… менее дерзким…
Видя, что ее слова мучительны для Анжелики, она замолчала.
— Так трудно говорить об этом, — продолжала она после небольшой паузы. — Словами невозможно выразить очевидные вещи. Лучше помолчать, чтобы не впасть в неловкость, не напортить… Решено! Ни слова больше! И она засмеялась.
— Иначе мы рискуем разыграть еще одну Аквитанскую ссору. Каковы ваши планы? …Вы с мужем возвращаетесь во Францию?
— Как я могу это знать? Это зависит от решения короля, а его предвидеть невозможно. Г-н де Фронтенак настаивает, что в интересах Новой Франции сохранить дружеские отношения. Король может подписаться под этим, а может объявить нам войну. Кроме того, остался ряд спорных вопросов о нашем прошлом, моем и его.
— Рассказывают, что король любил вас. Он может поздравить себя с вашим возвращением.
— С таким же успехом он мог поздравить себя с моей смертью. Будущее всегда неясно. Мы можем получить от короля приказ арестовать нас немедленно, либо он порадует нас своими милостями. Посмотрим. А каковы ваши намерения?
— Мне бы хотелось, чтобы Анн-Франсуа вернулся во Францию, на службу к королю. Эти сумасшедшие прогулки по здешнему лису, где он всегда подвергается опасности, не дают мне покоя. Они не делают его более изысканным. Он мог бы занять пост офицера в одном из королевских корпусов в Версале. Что касается меня, то г-н де Кастель-Моржа оставляет решение за мной. Я с удовольствием останусь в Канаде. Я привязалась к здешним колонистам, и я с охотой продолжу свою деятельность, не привнося в нее более желание нравиться или же боязнь не понравиться, ведь я так болезненно воспринимала любую критику. Я слишком мало любила себя. Мне хочется вернуться на наши земли, где круглый год светит солнце. Там у нас очень красивый особняк, где собирается прекрасное общество.
— А вы могли бы царить в нем, как аквитанская княжна, покровительница искусств и литературы, и привлекать любовь молодых поэтов.
Сабина, смеясь, покачала головой.
— Нет! Я достаточно благоразумна… Даже слишком, хотя не всегда это показываю. Но если бы в моих жилах текла кровь моей тетки Карменситы, то в своей борьбе за любовь я бы использовала не отступление. Мне больше ничего не надо в жизни, у меня есть муж, который оказался прекрасным любовником, а значит, моя потребность в добродетели удовлетворена. Я счастлива. Для меня открылся мир любви. Нам предстоит многое наверстать с моим мужем в той области, что была мне доселе незнакома, да и я сама от нее отстранилась. Я стала настоящей женщиной, живой, естественной. Я счастлива.