Анжелика взяла за руку Онорину и Тимоти.
— Ты прав, великий сагамор, — сказала она, — напомнив нам о наших обязанностях перед Богом. Мы идем причащаться.
* * *
То, что в Квебеке носило название семинарии, было на самом деле резиденцией епископа. Здесь Монсеньер де Лаваль сгруппировал все подчинявшееся ему духовенство. В этих больших зданиях в два и даже три этажа священники из самых различных приходов находили приют и средства к существованию.
Здесь также располагалась школа для мальчиков, среди которых было немало пансионеров: несколько маленьких индейцев, дети из далеких поместий и концессий, сироты. Преподавали в ней как священники, так и иезуиты, обучающие детей математике, грамматике, естественным наукам.
Юноши, готовящиеся стать священниками, также обучались здесь, перед тем как получить назначение епископа.
Большой двор, выходящий на соборную площадь, был огорожен высокой чугунной оградой, на воротах которой красовался герб Монморанси-Лавалей из позолоченного металла, и герб, на котором переплелись буквы И. М. И. — Инсус-Мария-Иосиф.
Решительным шагом Анжелика пересекла двор. На звон колокольчика появился один из семинаристов.
Дамы представили ему Анжелику. Он провел ее сначала по длинному коридору, вымощенному плиткой, затем они поднялись по ступеням каменной лестницы.
Вдали слышны были детские голоса, распевавшие молитвы и псалмы, и звуки органа.
Поднявшись наверх, семинарист посторонился перед посетительницей и пропустил ее в дверь, которая вела в просторную приемную, где находилось большое количество ожидавших.
Эти господа из семинарии имели, должно быть, отменное здоровье, так как комната не только не отапливалась, но и одно из высоких окон было открыто, несомненно, для того, чтобы проникавшие лучи солнца нагрели помещение.
Достаточно было одного взгляда в распахнутое окно, чтобы увидеть прекрасное побережье Бопре, бледное от изморози.
Анжелика взглянула на рейд и заметила, что там остались лишь два корабля их флота: «Рошле» и «Мон-Дезер».
Когда ее глаза привыкли к полумраку, она узнала среди многочисленных посетителей Маргариту Буржуа и ее спутниц и, обрадованная, направилась к ним. Одна из девушек тотчас же встала, уступив ей свое кресло с высокой прямой спинкой, и уселась рядом на ковровом пуфе. Должно быть, те, кто здесь находился, привыкли к долгому ожиданию перед аудиенцией Монсеньера Епископа, так как почти у всех было какое-нибудь занятие: кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал четки, некоторые вязали или плели кружева «фри-волите».
М-ль Буржуа и ее девушки держали в руках маленькие деревянные инструменты, утыканные гвоздями, на которых они сплетали черные и коричневые нитки: «Мы делаем тесьму. Когда мы будем в Монреале, мы научим новообращенных плести на индейский манер разноцветные нитки, чтобы изготовлять потом очень удобные пояса, которые канадцы так любят обворачивать вокруг живота, чтобы защитить себя от сильных холодов».
— Послезавтра мы отплываем в Виль-Мари, — сообщила начальница общины. — Самое время. Большие осенние разливы уже прошли, скоро все покроется льдом.
Перед тем как покинуть Квебек, м-ль Буржуа хотела посоветоваться с Монсеньером.
— Он так ревностно относится к своей роли пастора в Новой Франции, что мы в Виль-Мари должны учитывать его щепетильность, хотя наш город с самого начала был независимым и свободным. Лишь господа из Сан-Сюльпис, владельцы острова Монреаль, имеют юридические права духовных лиц. Мы могли бы обойтись без одобрения епископа, но это вопрос вежливости.
Уточнив свою позицию в этом вопросе, она охотно признала Монсеньера де Лаваля человеком прямым, деятельным, преданным делу спасения души вверенной ему паствы, но затем м-ль Буржуа, потянув нить, вздохнула и сказала :
— В этих краях все не так просто. В мое отсутствие Монсеньор узнал о том, что уже три года я одеваю моих сподвижниц вопреки предписанию. Но на этот раз ему придется это одобрить.
Сложности возникли с тем, что м-ль Буржуа отказывалась строить монастырскую ограду, а также одевать своих монахинь в одеяния с покрывалами и нагрудниками, что слишком выделяло их среди других жителей. Она хотела, чтобы члены ее ордена были одеты, как скромные горожанки, в такие же черные платья с белыми воротничками и с черными косынками поверх обычных чепцов. «Мы такие же женщины, служащие людям», — говорила она.
Она рассказывала о знатных дамах из Франции, поддерживающих своей помощью религиозные общины в Канаде, такие, как мадам де ла Пелтри, которая сопровождала урсулинок до самого Квебека, или мадам де Гайон, помогавшая Жанне Мане основать госпиталь в Монреале.
Анжелика, мысленно включившая в эту когорту «благодетельниц» и герцогиню де Модрибур, без особого восторга слушала этот панегирик. Она представила себе Амбруазину, высаживающуюся в Квебеке, нежнейшую, погруженную в благочестие, привлекающую своей набожностью самых лучших людей, с ее богатством и умением очаровывать. При единственной мысли о тех возможных тайных разрушениях, которые ее приезд мог спровоцировать в этом маленьком доверчивом городе, она вздрогнула, как бы предчувствуя, что Квебек вовсе не так уж защищен от ядовитой заразы Старого Света.
Дверь в глубине залы открылась, и оттуда вышел человек лет тридцати, горячо благодаря и все время кланяясь, прижимая к животу свою большую шляпу. Затем дверь снова закрылась.
Этот человек подошел поздороваться с м-ль Буржуа. Она была очень известна, и ее все любили. Он поделился своей радостью, так как, зная, что он собирается жениться на юной жительнице Шато-Рише, Монсеньер де Лаваль разрешил ему взять в аренду сроком на пять лет две мельницы, принадлежащие общине и находящиеся во владениях епископа. В обмен на это он должен будет ежегодно платить шестьсот ливров, а также подарить шесть каплунов и пирог.
— А какого размера должен быть пирог? — воскликнула Анжелика, которой этот новый вид налога показался очень забавным.
— О размерах мы еще договоримся, — ответил молодой человек, — но пирог должен быть преподнесен в мае, ко дню Святого Бонифация.
Он был очень доволен, так как перед тем как эмигрировать в Новую Францию, он был помощником пекаря. Какое-то время он работал в пекарнях на военных фортах. Теперь же он решил осесть и завести свое дело. Этот налог в виде пирога ему поможет.
Небольшая семья иммигрантов, ожидающая приема, внимательно слушала их беседу. Они подошли к ним все вместе — родители и четверо детей.
Маргарита Буржуа их знала по плаванию на «Сан-Жан-Баптисте». То, что они иммигранты, можно было определить уже по их бледным лицам и поношенной одежде. Они были встревожены. Прибывшие накануне, они присутствовали на торжественной мессе, которая ошеломила их, хотя они ничего не поняли. Они переночевали на задворках бывшего магазина Компании Западной Индии. Во Франции они записались в число рекрутов для заселения земель между Квебеком и Монреалем, и они не очень хорошо помнили название этой территории.