Когда-то они приехали в эту страну без гроша, сыновья разоренных крестьян, нищих рабочих, неудачливых ремесленников, но здесь, дав им право охоты и рыбной ловли, старые привилегии дворянства, из них сделали господ, и теперь они были господами.
Герцог де Вивонн, который попросил Мартена д'Аржантейля перестать вспоминать о маркизе де Бринвильер и поменьше пить, заметил рассеянность Анжелики, и это рассердило его. Он сделался агрессивным, насмешливым.
— Решительно, чем больше я вас наблюдаю, тем более я понимаю, что Атенаис была не права, беспокоясь из-за вас тогда и теперь. Я оповещу ее об этом, как только смогу. Я не понимаю, почему она опасается вас даже на расстоянии, даже когда вы исчезли. Она считала вас очень ловкой, а я понимаю, что только случай вам помог. Случай, который покровительствует простакам. Ибо, в самом деле, это чудо, что вы, наивная простушка, вы сейчас живы и в Канаде, куда вы никогда не должны были попасть. Моя сестра в сто раз сильнее вас, вы даже не можете знать, до какой степени. Ха, ха, ха, она приготовила вам рубашку. Хо, хо, хо. Когда я об этом думаю…
Он злобствовал, видя, что она его почти не слушала, а обращала внимание только на соседний столик, где говорили о свином рагу и приготовлении окорока.
— …Ха, ха, ха. В Версале очень бы посмеялись над позорной смертью мадам дю Плесси-Бельер, умершей от венерической болезни. Ха, ха, ха, — никто бы не подумал… поносив рубашку…
Анжелика повернулась к нему.
— Вы думаете, я этого не знала?
Она посмотрела своими зелеными глазами в его глаза. Наклонившись к нему над столом, она сказала вполголоса:
— Эта рубашка уже много лет в руках де ла Рейни, главы полиции Королевства. Ее исследовали, черное мыло и мышьяк. Это — исчерпывающее доказательство преступлений, которые часто повторяются в Версале. Он знает, для чего она была предназначена: умертвить меня. В запечатанном письме, которое я ему передала, я открыла имена тех, кто работал над этим, и в особенности — имя той, которая была подстрекательницей преступления. Имя, которое он жаждал узнать, о котором и он подозревает. Но он должен вскрыть это письмо только в случае, если со мной произойдет несчастье или если я сама попрошу об этом лично или письмом за моей подписью.
— И… он вскрыл его…
Вивонн был смертельно бледен. Анжелика заметно замялась.
— Нет, пока нет.
— Не хотите ли вы колбасы?
Это вмешался Антонэн Буавит. Стоя над их столом, он предлагал блюдо с великолепной колбасой и гарниром из яблочного и тыквенного пюре.
Хозяину совсем не нравилось, чтобы кто-нибудь приходил в его святилище для зловещих ссор. В особенности в праздничный и торжественный день, когда знаменитая мадам де Пейрак, которая каждое утро проходила мимо, наконец переступила его порог. Он сожалел, что она пришла в обществе этих «придворных», к манерам которых он не мог привыкнуть, и беспокоился за нее, видя, что беседа была не слишком приятной.
— Мадам и вы, месье, сейчас Рождество. Вы должны попробовать эту колбасу, которую я сам приготовил, с соком ароматических трав, молотым перцем и кусочками самого белого сала. Я поджарил ее с луком.
Вивонн грубо взмахнул ладонью и чуть не опрокинул блюдо на пол. Но Буавит был начеку и, подняв руки, вовремя убрал его вне пределов досягаемости.
Анжелика обратилась к хозяину с самой благосклонной улыбкой.
— Как вы любезны, уважаемый Буавит! Ваша колбаса так чудесно пахнет! Я с удовольствием возьму порцию.
Хозяин поторопился подать ей блюдо на своей самой красивой тарелке, предложил яблочной водки, которая обязательно должна сопутствовать этой колбасе.
Он не стал настаивать, угощая «придворных», у которых, видимо, не было аппетита. Де ла Ферте был по-прежнему бледен, остальные тоже неважно выглядели.
«Нет, она не так уж глупа, — подумал обеспокоенный герцог, — я теперь понимаю страх и злобу Атенаис».
Сидя против него, Анжелика с явным удовольствием занялась своей колбасой. Смесь сливовой и яблочной водки способствовала тому, что она довольно легко относилась ко всему происходящему.
— Я сама отнесла эту рубашку де ла Рейни, — объясняла она между двумя глотками. — Конечно, я держала ее с необходимыми предосторожностями…
Она думала про себя, не поступила ли она неосторожно, но потом, посмотрев в окно на окружающий огромный неподвижный пейзаж, она сказала себе, что не стоило уезжать так далеко, чтобы продолжать трепетать перед этими марионетками, которые сами скомпрометированы до ушей. Может быть, они перестанут считать себя самыми сильными и безнаказанными.
В то время, как она ела с прекрасным аппетитом, старый граф де Сент-Эдм не спускал с нее глаз, и уголки его накрашенного рта опускались в гримасе горечи. Он говорил себе, что, возможно, эта женщина убила Варанжа, и он вспоминал слова Красного Плута: «Не нападайте на нее».
Анжелика же думала о Версале. Это было единственным, что привлекало ее сердце в этих малоприятных воспоминаниях. В разговорах этих людей чувствовался воздух Версаля и его красота, которые издалека казались ослепительным сном. Она вспомнила короля в великолепной одежде, идущего вместе с дамами и остановившегося у верхней ступени бассейна Латоны…
— О, я думаю, вы сможете мне нечто сообщить… мессир де ла Ферте. Вы много раз повторяли, что у вашей дорогой сестры нет соперниц в сердце короля. Однако, приехав в Квебек, я много раз от разных людей слышала одно имя. Это имя новой звезды, восходящей на небосклоне Версаля, — маркизы де Ментенон. Кто эта дама и как к ней относится король? Можете ли вы удовлетворить мое любопытство и сказать, что нужно думать об этом?
Румянец вернулся на лицо Вивонна, и он стал смеяться как безумный: «О, это прекрасная шутка». Он видел, что она заинтригована, и почувствовал нелепое удовлетворение тем, что может ее заинтересовать.
«Женское любопытство, — сказал он себе, — это один из уязвимых пунктов их защиты. Кокетка даст многое в благодарность за какие-нибудь сплетни, и их легче соблазнить светскими слухами, чем прекрасными речами».
— Маркиза де Ментенон! О, это слишком забавно.
— Почему? Кто она такая?
— Да вы с ней знакомы.
— В самом деле? Я не помню.
— Это одна из ваших старых приятельниц — вас и Атенаис. Она родом из нашей провинции, Пуату.
Ему пришлось вытереть глаза, так он смеялся. Потом он объяснил, что речь идет о Франсуазе д'Обинье, которую называют обычно «вдова Скаррон», почти нищей. В память об их старинной дружбе мадам де Монтеспан дала ей место воспитательницы незаконных детей ее и короля. Это было не так легко бедной женщине — рождение этих детей должно было сохраняться в тайне, и несколько лет ей пришлось вести существование тайной заговорщицы.
Анжелика слушала с открытым ртом. Вдова Скаррон! Вечная просительница, которая ежедневно подавала королю петиции, чтобы получить какое-либо вспомоществование. Это место гувернантки было для нее удачей.