— Тулуза! — повторила Анжелика, — значит, это началось так давно…
— Не для меня. Это — совсем близко. Это — вчера. Вот почему ваше присутствие мне невыносимо, я слишком страдала это время.
— Пойдемте сядем, — сказала Анжелика, — объясните мне все.
Они прошли через салон, машинально раскланиваясь и улыбаясь, и никто не пытался их остановить, все были ошеломлены, видя их вместе.
Они нашли укромный угол в одном из будуаров, где уже сидели несколько пар за интимной беседой, наблюдая через широко открытую дверь за приездом приглашенных и ходом церемонии, чтобы не пропустить сигнал начала банкета.
— Теперь говорите, — сказала Анжелика. — Если я вас правильно поняла, вы были в Тулузе, когда меня привезли туда для замужества с графом де Пейраком.
— Да. Мне было двадцать лет. Моя тетя Карменсита де Мордорес привезла меня с собой. Я впервые покинула мой старый замок в Беарне. До этого меня воспитывали в большой строгости. Но внезапно, приехав в Тулузу, я открыла для себя все светские удовольствия, невообразимую роскошь, очарование ума, поэзии, богатую интеллектуальную культуру моей страны, легкость любовных нравов, которая казалась даже добродетелью, ибо все это соответствовало воле Творца, стремившегося сделать человечество счастливым. Как не быть очарованной этим? В особенности тем, кто командовал этим вечным праздником — Жоффреем де Пейраком де Моренн д'Иристрю, который царствовал в Тулузе. Он и тогда был похож на теперешнего, но в нем было больше от Мефистофеля, было что-то пугающее. Он подчеркивал это, потому что он был рожден быть первым человеком своей провинции, и все это чувствовали Моя тетя Карменсита была без ума от него. Ей было тридцать лет, и она всегда вела распущенную жизнь. Поэтому она смотрела на меня свысока. Нужно признать, что она была умной и образованной женщиной. Однако мне кажется, что она быстро ему надоела, два раза она уезжала в Испанию, потом возвращалась. Я оставалась в Тулузе.
— Теперь я ее вспоминаю. Карменсита, эта сумасшедшая, которая, переодетая в истеричную монахиню, свидетельствовала позже на процессе Жоффрея, обвиняя его в том, что он ее околдовал.
— Чтобы отомстить ему за пренебрежение. Теперь вы понимаете, почему я так плохо к вам отношусь.
— Неужели вы до такой степени принимаете сторону вашей тети?
— Нет, речь идет обо мне самой. Я тоже была в него влюблена, — сказала Сабина со страстью в голосе. Она пожала плечами и глубоко вздохнула.
— А кто тогда не был в него влюблен?
— Как я могла не влюбиться безумно в него, — продолжала Сабина. — Я, молодая двадцатилетняя девушка, которая впервые открыла это чувство — любовь. В Тулузе тетя беспрерывно говорила мне о нем… В обществе он говорил о любви. Он умел петь, как некогда трубадуры. Его называли волшебником.
Мадам де Кастель-Моржа говорила как во сне, она возвращалась в эти старые счастливые времена, в воспоминания, которые давали пищу мечтам, уводившим ее от тусклого существования.
Анжелика была не в состоянии ее прервать. У нее опять начала болеть голова, и она не могла собраться с мыслями.
— Как гром среди ясного неба, — заговорила опять Сабина, — было известие, что волшебник, у которого было множество побед над женщинами, решил жениться. Он! Он! Который не стеснялся говорить, что он принадлежит всем и все принадлежат ему! Сначала говорили, что он женится на очень молодой девушке знатной фамилии, и я вообразила, что это — обо мне, я знала, что он меня заметил и проявлял ко мне интерес. Я не говорила об этом моей тете, которая, как вы понимаете, была смертельно обеспокоена. Он не потрудился сообщить ей причины своего поступка. Она боялась, что ее владычеству придет конец. А я несколько дней жила безумной надеждой. Затем все рухнуло. Оказалось, что речь идет о посторонней, уроженке Пуату. Он даже не выбрал девушку из своей провинции. И наш кортеж встречал вас…
Анжелика смотрела на Куасси-Ба, который, одетый в свой восточный костюм с тюрбаном на голове, стоял перед ней и протягивал ей чашечку кофе на серебряном подносе.
В ее затуманенном взоре он был тем гигантским рабом, которого она впервые увидела в Тулузе и которого слова Сабины вновь вызвали в памяти.
— Вы можете улыбнуться тому, — заметила горько Сабина, — сколько сердец потеряли всякую надежду при виде вас. А я тут же поняла, что он страстно полюбит вас. Вы были так очаровательны! Так очаровательны! И в самом деле, после вашего приезда все изменилось… Я была свидетельницей бессильного гнева моей брошенной тети. Она была без ума от ярости. И если она потеряла все, на что могла надеяться я! Что он на вас женился — это было неважно. Но очень скоро все поняли, что он вас полюбил…
Она опустила глаза, подавленная.
Куасси-Ба вернулся к ним с маленьким китайским железным треножником, на который он поставил подносик с дамасским кофейником и двумя чашками. Но Сабина отказалась.
— Нет! Это вызовет слишком сладкие и жестокие воспоминания.
Анжелика, не настаивая, выпила свою вторую чашку кофе и почувствовала прилив сил. Куасси-Ба приготовил напиток так, как она любила, очень сладкий и с несколькими зернышками кориандра.
— Куасси-Ба, спасибо тебе, друг мой! Ты меня воскресил!
— Господин стал беспокоиться, — сказал слуга, — он послал меня принести тебе кофе.
Подняв глаза, Анжелика увидела вдалеке Жоффрея де Пейрака, который смотрел в их сторону. В своей темно-красной одежде с огненными оттенками, которая блестела при каждом его движении, высокий, он, быть может, все же меньше был похож на Мефистофеля, чем говорила Сабина, но по-прежнему был привлекателен и казался немного опасным, хотя и имел менее вызывающий вид, чем раньше, — теперь он стал более, хитрым и осторожным. «Он не изменился».
— Он не изменился, — прозвучал, как эхо, голос Сабины де Кастель-Моржа. — Он такой, как прежде, особенно когда дело идет о женщине, как ее соблазнить, как ее удержать… И эта женщина — вы. Когда дело касается вас, ничто от него не ускользает, он все угадывает… Видите… Мы разговаривали… Но он издали заметил, что вы взволнованы, может быть, смущены. И он послал Куасси-Ба принести вам кофе. Где бы он ни был, если вы присутствуете, он беспрерывно за вами наблюдает. Никто этого не замечает. Даже вы. Но я это вижу. И выражение его глаз, когда он смотрит на вас, пронзает мне сердце. После стольких лет! Я надеялась, что, по крайней мере, время отомстит за меня. Вам всегда везло.
— Да, видимо, везло.
Дверь в прошлое захлопнулась, и они опять оказались в Канаде.
— Он узнал вас? — спросила Анжелика. Жоффрей ничего не говорил ей об этом.
Мадам де Кастель-Моржа рассмеялась, в ее неприятном смехе слышалось разочарование.
— Конечно, нет. Я ничего не говорила, и он не мог меня узнать. В прежние времена он меня замечал, я знаю. Я была тогда высокая и красивая. Теперь я старая и опустившаяся. А он остался таким же, как был — великолепным. И вы тоже. Ваше прибытие в Квебек было равноценным вашему прибытию в Тулузу.