И к тому же снова полный облом по части боевых поединков. Теперь уж и на оружие не спишешь. Нет, понятно, что у тех детинушек в карманах, либо за поясом в обязаловку наличествовало что-нибудь стреляющее, или уж по крайней мере режущее. Однако они спокойно обошлись полученными от природы-мамы инструментами – руками, ногами. Правда, последние были не в босом виде. Зато Сергей Парфенюк, даже в таком соотношении, не идущем в сравнение с той ловушкой седьмого этажа общаги, не успел сделать совершенно ничего. Более того, когда его сходу двинули по уху, и голова отрекошетировала в сторону ближайшей стенки, грешным делом подумалось, что мол, именно так проверяются в Донецком Народном Ополчении навыки новых членов, перед тем долгожданным моментом получения ствола.
А что бы сделал по случаю таких событий действительно сообразительный и опытный человек? Ну пожалуй, слишком тертый жизнью посмеялся бы уже в фазе читки объявления. Возьмем пример более отодвинутый от идеала – просто умного мальчика.
Пожалуй, не в случае киношного ниндзи, на стадии избиения, когда два уставших за целый день работы – с семи утра, по графику – амбала начали метелить, отработанно прикрыв двери, дабы не спугнуть следующего героя-придурка, сделать было ничего нельзя. Однако воистину умный, заглянув в щелочку и увидав странно дежурящего у створки великана, не откликнувшегося на стук, да еще и второго такого же запыхавшегося, явно лишь секунду назад присевшего к столику, тут же бы сообразил, что дело нечисто. И сделал бы ноги.
В самом деле, в коридоре не водилось никакой охраны. Мелкий зазывала, предупредивший по внутреннему телефону мордоворотов о подходе нового объекта для обработки, он бы, во-первых, не успел выскочить из своего кабинета, а во-вторых, не представлял из себя солидное препятствие. Так что вполне получалось без помех добежать до входной двери и скользнуть во двор, мимо дежурящего снаружи сторожа. Ведь там, кроме этого охранника-швейцара наличествовало десятка полтора олухов, явившихся на зов о призыве. Что стоило, выбравшись из ловушки, гаркнуть о том, что здесь засада? Не уж-то два амбала, выскочили бы отлавливать кандидатов-добровольцев прямо на улице? Десяток даже неподготовленных юнцов вполне мог отбить печень им самим. Конечно, в здании имелись еще и другие слуги провокаторов, и естественно, со стволами. Но неужто, и здесь бы началась стрельба на поражение?
Короче, в некоторой вариации, то есть при большем уме, Парфенюк бы мог оказаться героем, а вовсе не лопухом. Зато теперь ему позволялось не торопясь усваивать новый урок жития на этой планете. Физиология памяти организмов основана здесь на эмоциях. Боль же – один из лучших эмоциональных стимуляторов. Так что новые синяки и шишки, а возможно и переломы костей, запросто помогали той самой закрутке извилин и выработке новых, столь потребных нейронным сетям, медиаторов. А то, что эти синяки с шишками не получалось потрогать, из-за скрученных веревкой рук, задействовало механику памяти еще более интенсивно. Это было явно не какое-то институтское подремывание на лекциях, а серьезная школа жизни. Вот только было неясно, выдадут ли по данному поводу хоть какой-то диплом.
Есть такая умственная штуковина – Множество Мандельброта. Известна математикам с физиками. Эдакая геометрическая странность. Некий узор, в сущности, предмет, повторяет сам себя в малых формах, а те в свою очередь, снова дублируются в мелкоте, и так дробится и дробится – нечто вроде дурной бесконечности: зеркало в зеркале – и рамочки в обе стороны до атомарного уровня. Вроде бы по одной из теорий сама структура пространства устроена таким же образом. Мол, штука эта – пространство, и дискретно и не дискретно одновременно. То есть, нет самого маленького кирпичика, где-то там, в районе дециллионной доли метра, который уже взять в руку, или там черпануть наперстком, и уверенно заявить: «Господа, перед вами то самое, менее чего ничегошеньки уже и быть не может. Вот она – глина господа Бога, из коей он вылепил все остальное и еще то, где все это помещается». Оказывается для каждого случая кирпич этот свой, и дробится под нужности, как приспичит. Черт возьми, получается, некоторые дядьки-зануды, что хотят памперсов вместо звезд, правы. Наука – кормушка для любопытных – паразитная штуковина. Ибо выходит, что те же физики-лирики, мечтатели поймать самую раз-элементарную из частиц, водят всех за нос. Нету этой «самой элементарной»! Дроби структуру вниз и вниз, лепи циклотрон из всей галактики, наматывай ее звездные рукава в качестве катушек, толку то чё? Получишь очередной прото-кварк с полосатым спином, но и его, вроде, можно раскатать, если выгнуть синхрофазотронной дугой скопление Волос Вероники. Будем выгибать? Задача не слабая; хватит до коллапса и тепловой смерти Вселенной.
Но ладно, то домашняя зарисовочка на следующую миллиардолетку и в рамках глобализации Великого Кольца. А сейчас собственное Множество Мандельброта делал Александр Кузьминых с помощью условно подвластному ему «Академика Сулаева». Он творил этот феномен в тесноте Мариупольского порта. Где здесь Мандельброт, и где произвольно смещаемые дискреты пространства, скажете вы? Естественно, лишь в том плане, что каждому масштабу своя задача. Где-нибудь в акваториальных джунглях порта Нью-Йорк «Академик Сулаев» смотрелся бы ныне буйной букашкой. Что там те несчастные десять тысяч тонн, когда к пирсу пристыкованы пассажирские лайнеры по восемьдесят, и если надо причалит «Энтепрайз», или танкер класса «супер». Так что дабы в гавани Нью-Йорка произвести сходный эффект Александру Рудольфовичу пришлось бы снимать с места некую «Куин Мери 2» или набитый самолетами «Нимитц». Так что здесь был маленький элемент множества Мандельброта, микро-слепок от возможного происшествия в порту покрупней.
Понятное дело вначале на подвижку «Академика» обратили внимание турецкие патрульные находящиеся ближе. Поскольку «Сулаев» отправлялся в свое последнее плавание, то Кузьминых не было никакого смысла беречь его борта и крепящие приспособления для долгих далеких странствий. Да и не смог бы он в одиночку «отдать концы», это был все же элемент Мандельброта второго уровня, а не какой-то из последующих внучатых, в плане причаленной шлюпки. И кстати, повезло, что «мазутник» «Герасим Петрусевич» еще за день до этого отсоединил свои шланги – в суете продолжения перекачки оказаться одному на борту никак бы не получилось. Когда толстенные… вовсе не тросы, а канаты – никак не сдающийся времени отголосок парусных времен – натянулись, а затем начали соревнования в прочности с палами, патрульные схватились за оружие. Но куда стрелять, когда борт возвышается над причалом и в пределах видимости нет ни одного врага? Может быть, палить просто так, по железу? Однако даже выходцам с предгорий Тавра заступившим на дежурство пояснили, что такое танкер, и что у такого типа судов внутри. Конечно, ради выполнения боевой задачи хороший солдат обязан применить все доступные средства. Так что, возможно, кто-то из караула пытался перебраться на борт отходящего судна по канатам. Александр Кузьминых не мог со своего рабочего места обозреть все и вся, и понимал, что если какой-нибудь янычар все же заберется на палубу, то без всяких проблем нейтрализует взбунтовавшегося одиночку. Было ли незнание в данной ситуации мешающим фактором? Скорее наоборот – стимулирующим. Кузьминых торопился, ему надо было многое успеть до того, как порт пробудится от сирены. В конце-концов, здесь имелось более чем солидное количество катеров, годных для абордажа «Академика Сулаева». Что конкретно получится предпринять, если враги взберутся на палубу, будет ясно в зависимости от момента, когда это наступит. Если такое произойдет в средней части задуманного маневра, то лучшее, что возможно, это направить танкера на мель, или на ограждение искусственной гавани. По крайней мере, это добавит захватчикам головной боли со снятием, или даже восстановлением корабля. В худшем варианте, будет серьезное повреждение бортов. Конечно, экологическая катастрофа с разливом мазута в акватории порта не есть хорошо, но не уж то, наглое воровство украинского добра за рубеж лучше? И вообще, экологических последствий не получалось избежать даже в случае стопроцентного исполнения задумки. Значит переживания типа «птичку жалко» были и ранее и сейчас абсолютно лишними. Долгие философствования почти всегда обрекают участников на роль пассивного наблюдателя. Александр Рудольфович Кузьминых был в настоящий момент в другом качестве.