Шестаков взглянул на рисунок и поморщился:
— Это что за мать его такое? Боря, да у меня внучка лучше рисует.
— Ну, блин, извиняй. Я не Репин, — раздраженно развел руками капитан.
— Зато Пикассо — тот еще, — покачал головой Эдуард.
— Ну, ты можешь опознать, что за машина?
— По этим каракулям? Да это психиатру надо отдать, чтобы он опознал твою болезнь, капитан.
— Да ну тебя к черту, в самом деле…
— Ладно, хватит вам, — досадливо сморщился Стечкин, — Боря, позови младшего сержанта Альфтана. Мухой его сюда!
— Понял, — Колесников кивнул и скрылся за дверью.
Павел продолжил внимательно наблюдать за пленным. Он готов был поклясться, что во время обсуждения рисунка Бориса тот снова ухмыльнулся. Стечкин извлек портсигар из нагрудного кармана. Достал оттуда папиросу и прикурил от той зажигалки. Пленник задержал взгляд на курительных принадлежностях русского офицера.
Майору показалось, что он понял этот взгляд. Он снова раскрыл портсигар, и покачал им перед пленником. Незнакомец едва заметно кивнул.
— Курить хочет подранок наш, — хмыкнул Павел и поднялся со своего стула.
— Смотри, чтоб он за руку тебя не укусил, — предупредительно произнес Шестаков. — У меня ротный в Афгане так чуть пальца не лишился.
— Да у меня кулак размером с его голову, — покачал головой майор. — Он ведь не самоубийца, хоть и курильщик.
Павел вставил папиросу в рот пленному, дал прикурить от зажженной зажигалки и вернулся на свое место. Никаких неприятных сюрпризов чужак не выкидывал.
Наконец в помещение вошел младший сержант Альфтан. Решив, что в присутствии незваного гостя этому самому гостю лучше будет продемонстрировать дисциплину и четкую субординацию, он щелкнул каблуками, приложил руку к облаченной в черный берет голове и приготовился было уже отрапортовать, однако Стечкин махнул рукой:
— Никита, пообщайся с гостем нашим.
— С этим, что ли? — Никита усмехнулся и подошел к пленнику. — Здорово, чувак. Прости, что я прикладом личико тебе попортил. Но ведь не зря вам восемьсот лет уже твердят: кто с мечом к нам придет, тот люлей огребет.
— Блин, Альф! — Стечкин на мгновенье прикрыл лицо ладонью. — По-немецки с ним поговори.
— А, вон оно что. Типа, хенде хох, хитлер капут, даст ист фантастиш? — засмеялся младший сержант.
— Что-то вроде того, но без этой чепухи, — кивнул майор и снова обратил внимание на мимолетную ухмылку пленника. — Хотя… Постой-ка! Что-то мне подсказывает, что наш дорогой друг и так понимает нашу речь.
Мимолетно брошенный незнакомцем на лидера Красноторовской колонии взгляд только подтвердил эту догадку.
— Так, Эдик. Тащи сюда свою паяльную лампу. Перекур окончен.
Незнакомец выплюнул дотлевающую папиросу и, шмыгнув носом, произнес по-русски, но с заметным акцентом:
— Это все непродуктивно. Мы теряем время только. Что вам нужно от меня?
* * *
— Сколько там банок? — Самохин нервно ходил по коридору, совершенно несознательно отмеряя в одну сторону и обратно по девять шагов.
Облаченный в ОЗК порученец вышел из жилища Баграмяна, которое вело в потайное помещение с ящиками. Стянул с лица респиратор.
— Таких, как вы вскрыли, еще тридцать шесть. И, судя по таре, их было сорок. Две взяли вы. Еще две не знаю, куда делись.
— Может, эти уроды прихватили? — зло прорычал Самохин.
— Может, и так. А может, их давно уже нет. Там еще с полсотни банок поменьше.
— Что в них? — глава общины дернул головой.
— То же самое, но в форме кубов. И меньшего объема.
— И это ведь все немецкое, еще со времен Гитлера! На кой черт им уран нужен был?
Порученец развел руками:
— Федор Семенович, я не знаю. Но, если мне память не изменяет, то урановые кубики нужны для примитивного ядерного реактора.
— А цилиндры? Для чего они нужны?!
— Я не знаю, — тот снова развел руками.
— Может, для бомбы, а?!
— Для бомбы? Ну, там сфера. Эффективность в шаре. Наименьшая площадь и наибольшая отдача во время реакции. Тем более имплозивная схема [21] подразумевает именно сферу и ничего больше. Может, заготовки? Или просто сырье для переработки или экспериментов?
— Бред какой-то! Откуда в те времена у них все это?
— Вообще-то немцы до Второй мировой войны лидировали в исследованиях.
— Тогда почему они не воспользовались своим лидерством? Гитлер отчего колебался? Даже Трумэн не колебался, когда поджарил японцев!
— Не успели, наверное. Может, оттого Красная армия и спешила сюда и торопилась взять Берлин. Может, Сталин что-то знал об этом и просто не дал времени фашистам… Не знаю я… Но факт в том, что с этим теперь надо что-то делать. И с вашим кабинетом — тоже.
— Федор Семенович, — из ответвления коридора показался угрюмый Борщов. — Вода нагрета. И порошок приготовлен.
— Так, отлично! — Самохин хлопнул в ладони и быстрым шагом направился в сторону прачечной. — Борщов, как следует постирай мои шмотки, и пусть добытчики потом их внимательно проверят дозиметрами. А мне срочно надо принять душ.
— Постираю… ваши шмотки… как следует, — проворчал Василий, идя следом и зло глядя Самохину в затылок.
* * *
— Как ваше имя?
— Пауль Рохес.
— Имя, вроде, немецкое, а фамилия?
— Моя мама немка. Отец — испанец.
— Вот как? — Стечкин поднял бровь. — Откуда вы?
— Я родился в Южной Америке.
— Точнее, черт возьми!
— В Чили.
— Да ну? С приветом от Пиночета к нам? — оскалился Шестаков. — Вот с вас, уродов, за Виктора Хару [22] и спросим. У меня мама три дня плакала, когда узнала, что вы с ним сделали.
— Мы? — Пауль надменно взглянул на прапорщика. — Я тогда еще не родился. И, насколько я знаю, в честь этого вашего мученика потом назвали стадион.
— Ладно, — поморщился Стечкин. — Тени мертвых да не загородят солнечный свет от живых. Вы прибыли на корабле. Откуда?