— Сначала направо. Принцип правой руки, — подытожил Тигран и двинулся первым. Остальные за ним. Метров через сто они снова наткнулись на завал. Только выглядел он странно. Баграмян поначалу чертыхнулся очередной неудаче, а потом обратил внимание на характер разрушения. Казалось, что вызваны они были не временем, а каким-то мощным взрывом. Многие обломки встречались им задолго до самого туннельного тромба. Баграмян присел и стал внимательно изучать пол у завала, светя фонарем.
— Ребята, что-то мне подсказывает, что прежде, чем коридор обрушился, оттуда выплюнуло много кусков бетона и еще чего-то.
— Это как? — удивился Загорский.
— Может быть, взрывом? Не мог же эти куски кто-то просто таскать оттуда и бросать как попало, пока все не рухнуло? И здесь было много огня. Гляньте, вот кусок оплавленный. Вот еще один.
Александр присел на корточки и тоже стал осматривать куски выброшенных обломков.
— Тигран, смотри. Вот тут стекло. И вот еще.
— Где? — Баграмян присоединился к Загорскому, который протянул ему бесформенный кусок, представлявший собой какую-то мешанину из камня и мутного темно-зеленого стекла, поблескивавшего гранями в свете фонарей.
Взяв в руки странный обломок и повертев его несколько секунд, Тигран вдруг вытаращил глаза и отбросил предмет от себя.
— Мать твою! — воскликнул он и тут же полез в свой рюкзак.
— Что?! Что такое, Тигран?! — взволнованно заговорила Рита. — Что это?
— Я уже видел такое стекло, — нервно бормотал тот, ища что-то среди своей походной утвари.
— Где?
— На Чкаловском аэродроме. В эпицентре взрыва.
— ТО ЕСТЬ?!
— Это расплавленная порода. Или камень, или бетон, или все вперемешку. Или глина. Ее так плавит взрыв. Ядерный взрыв. Превращает в стекло…
Он судорожно извлек свой дозиметр и, включив его, приблизился к обломку стекла покрупнее. Дозиметр затрещал.
— Зар-раза! — прорычал Баграмян и проверил другой обломок. Тот же треск. Тогда он быстро подскочил к завалу. Треск усилился.
— Сваливаем отсюда! Быстро! Ну же!
Они бросились бежать от жуткой, невидимой, медленной и мучительной смерти, о присутствии которой так настойчиво говорил своим треском дозиметр.
«За неподчинение надзирателю — смерть.
За опоздание на построение — смерть.
За распевание песен в бараке — смерть.
За утаивание еды — смерть.
За саботаж — смерть.» — пульсировали в голове Загорского, в такт его бегу, строки из найденной листовки.
«За то, что мы вошли в этот запретный и запредельный мир, — смерть, — дописал он новую строку в мыслях. — Смерть! Она всюду! Она с нами! TOD!».
Он обернулся и взглянул в преследующий их мрак. А там словно тот самый мерзкий серый лик возник и скалился своими жуткими зубами, как олицетворение этого, невесть откуда взявшейся под землей призрак радиации и самой смерти. Все перемешалось в голове Крота: плачущая Лена Бергер, хаос, царивший в его квартире, часовня у военного училища, разбитый Ан-2 на «Дэвау», фоторамка, пукающий Борщов, обкуренные Чел и Марля, удар за железной дверью, метки мелом на стене, кусок стекла, лысина Самохина, пряжка немецкого солдата на ящиках со странными банками и надпись на ней — «GOTT MIT UNS». Бог с нами? Нет! Смерть! Смерть с нами!
TOD MIT UNS!
И он врезался в оступившуюся и падающую Риту. Медичка же вскинула руки и успела схватиться за рюкзак на спине Тиграна, увлекая его за собой. Баграмян упал. Рита на него. Загорский — рядом.
— Дорогая, ну не здесь же… — пробормотал, тяжело дыша, Тигран, выползая из-под женщины, — постеснялась бы молодого человека…
— Дурак!.. — фыркнула сквозь отдышку Рита.
— Мы… Мы глупость делаем… Моя вина… — продолжал тяжело вздыхать Баграмян и снова полез в рюкзак.
— Что не так?..
— Нельзя бежать. Мы бежим и делаем глубокие вдохи. А значит… вдыхаем эту гадость вместе с пылью. Никакого… больше… бега… — урбан извлек несколько ватно-марлевых повязок и раздал своим спутникам. После этого надел такую же сам.
— Не весть что, конечно, но хоть что-то.
— Сколько тут? — тяжело проговорил Загорский, сморкаясь на пол, перед тем как надеть повязку.
Тигран снова обратился к своему дозиметру.
— Ниже, чем там, но выше, чем надо. Поднимайтесь. Уходим отсюда.
* * *
Фон продолжал оставаться повышенным, хотя снижался по мере их углубления от той злополучной развилки в левый туннель.
— А что ты делал на аэродроме? — спросил Александр.
— Хотел своими глазами увидеть эпицентр. Это лет пять назад было. Насмотрелся.
— Так что же получается, мы под аэродромом? — произнесла Рита.
— Почему?
— Ну, на него упала ядерная ракета. Потому и туннель тот обрушился, и стекло это проклятое.
— Саня, как по твоим прикидкам? — Баграмян взглянул на Загорского.
— По моим прикидкам, мы уже далеко на северо-западе от Калининграда. И Чкаловский далеко позади.
— Может, другой эпицентр? — продолжала Гжель.
— Насколько я знаю, в области было два удара. По Балтийску, потому что там база ВМФ, и по военному аэродрому, потому что это единственный форпост нашей авиации в регионе. Сильно гадить рядом со своими союзниками они не хотели.
— Так, может, наши ударили позже? — предположил Александр.
— Наши? Им-то это зачем?
— Ну, по вражеским силам вторжения…
— Саня, тут не было вторжения.
— Ты уверен?
— Уверен. Ракеты просто не дали никому опомниться. Польские солдаты, может, и успели бы вторгнуться. Но они ведь разместили на своей территории американскую систему ПРО, а это приоритетная цель. И били по этой цели массированно, на случай перехвата одной или двух ракет. Они даже просто из казарм выбежать не успели. У нас в области было два удара. Два. Балтийск и Чкаловский, то есть, считай, Калининград.
— Тогда откуда это… там?
— Я понятия не имею, если честно. Может, какой-то наш подземный склад сдетонировал. Ну там, «Москиты» [34] для кораблей с ядерной боевой частью хранились. Или ракеты для «Искандера». [35] Хотя, черт возьми, ни о каких других взрывах я не слышал.
Они прошли еще немного и снова наткнулись на развилку. На сей раз — не похожую на другие. Здесь начинались три туннеля, расходящиеся веером. Они были в сечении крупнее того коридора, из которого вышли путники. И, самое примечательное, каждый туннель имел рельсы. Колея была заметно шире, чем та, что попалась вначале.