В дверь постучали.
— Да! — крикнул Стечкин и потер шею.
Вошел младший сержант Альфтан.
— Товарищ гвардии майор, сеанс связи Рохеса произведен. Он теперь просится к вам.
— Зачем?
— Говорит, дело есть.
— На каком языке он говорил со своим хозяином?
— На немецком, Павел Васильевич. Похоже, что он напрямую центуриону докладывает.
— Н-да. А центурион, несмотря на знание испанского, страдает параноидальным фанатизмом к языку предков. Ну и что он там докладывал? Ты разобрался в языке?
— Да ничего особенного. Немного разобрался. Доложил, что каких-то непредвиденных действий с нашей стороны не наблюдается. Доложил о дружественном отношении. Выслушал какие-то инструкции, и все.
— Ладно. Заводи.
Никита скрылся за дверью, и тут же вошел Рохес.
— Что, скучно одному? Мы тебе, вроде, книг надавали кучу, — ухмыльнулся Павел.
— Благодарю. Жалоб не имею, — мотнул головой вечно серьезный чилиец. — Я провел оговоренный нашим договором сеанс связи.
— Ну так я рад за тебя, дружище. А в чем закавыка-то?
— Что, простите? — непонимающе поморщился Рохес.
— Что ты хотел, говорю.
— Центурион обязал меня задать вам вопрос, касаемый дизельного топлива.
Майор и капитан переглянулись.
— Та-ак. Ну, задавай.
— Имеются ли у вас излишки дизельного топлива, которым вы могли бы поделиться с нами? И что вы за него хотите?
— Топливо в наше время лишним быть не может в принципе, — Стечкин закурил и прищурился от дыма. — Зачем оно вам? У вас корабль разве не на дизтопливе?
— Конечно, — Пауль кивнул. — Но это топливо корабельное. То есть на другие нужды мы не можем его расходовать, учитывая долгий путь обратно. Запасы топлива для наших машин ограничены.
— Так вы хотите покататься на своих боевых машинах по нашему краю? Мы, кажется, четко обговорили, что вы ищите свое подземелье и не распространяете здесь вашу экспансию.
Рохес покосился на Колесникова и стал говорить дальше.
— Центурион предполагает, что вам уже известно о производимых нами земляных работах недалеко от точки высадки.
— Неужели? — хмыкнул майор. — Что ищите? Клад?
— Как выяснилось, ближайшее место доступа в подземные коммуникации, которые нас интересуют, судя по старым схемам основателей, было засыпано большим объемом песка и земли, а потом там на протяжении десятилетий произрастали деревья. У нас есть инженерная машина, но мы не предполагали, с каким объемом работ придется столкнуться. Это дополнительные расходы топлива для машины.
— Ну, так бы и сказал сразу. Сколько надо?
— Тонну. Одну.
— Тонну?! — воскликнул Стечкин. — А харя не треснет?
— Что, простите?
— Ну, лицо не лопнет?
— По какой причине?
— По причине таких требований.
— Это не требование. Мы можем рассмотреть ваши условия. Что вы хотите за такое количество топлива?
— А что у вас есть?
— У нас есть кофейные зерна. Тростниковый сахар. Пенициллин. Также возможна ваша доля боеприпасов, если мы наткнемся на склад таковых.
— Нужды в боеприпасах у нас нет, — усмехнулся майор, намекая на то, что попытка захватить его топливо силой будет иметь неприятный результат для захватчика. — А все это кофе и сахар — баловство и понты. Ладно. Мы подумаем.
— Долго?
— Сколько потребуется, — нахмурился Стечкин. — Ты вот что скажи: в возможные условия, которые мы можем предъявить, входит возможность нахождения на ваших землеройных работах наших наблюдателей?
На этот раз нахмурился Пауль.
— Этого я не знаю, — ответил он.
— А ты узнай, дружок.
— Мне понадобится внеочередной сеанс связи. — Чилиец похлопал по своей наплечной сумке с радиостанцией.
— Я не возражаю, — кивнул Стечкин. — Никита!
— Здесь, — тут же показался младший сержант.
— Забирай подопечного. И добро ему на внеочередной сеанс.
— Понял, — кивнул Альфтан и увел иноземца.
— Что скажешь, Борис?
— Сахарком детишек наших хоть побаловать. Да и пенициллин сгодится.
— Понимаю, — кивнул майор. — Но что важнее, мы уже можем не следить украдкой, а находиться в месте событий. Улавливаешь?
— Так-то оно так. Но кто ж захочет идти в самую их гущу?
— Захочет? Боря, нам бы не следовало всем забывать, что мы военные люди. Особенно сейчас этого забывать нельзя.
— Да никто и не забывает, товарищ командир. Но в приказном порядке не хотелось бы. Ну… Добро, я — доброволец номер раз. Сколько еще?
— Ты? — скривился Стечкин. — Вот тебя бы отправлять как раз не хотелось.
— Отчего же? Старше меня по званию только ты, командир…
— Вот именно…
— Вот именно! А опытней — только Шестаков, если опять же тебя не считать. Тебе нельзя, ты главный. Шестаков — хозяйственник. А все наблюдения за этими пришлыми все равно на мне. Так что тут гадать нечего. Я пойду, если они согласятся. Скольких еще брать?
— А сам как думаешь?
— Парочку.
— Согласен. Много нельзя. Одному идти — тем более нельзя. Добровольцев будешь звать?
— Да, — кивнул Колесников.
— Только, Боря, возьми толковых. Чтоб не подвели, ежели что.
— Конечно, командир. Я ведь знаю, на что подписываюсь. Такие мне и нужны.
* * *
Крутить педали было тяжело. Одно дело, когда таким образом управляешь велосипедом, и совсем другое — тяжелой тележкой с толстыми осями и массивными стальными колесами, скрипящими по рельсам подземной узкоколейки. Плюс два пассажира.
— Этот туннель бесконечный, — недовольно ворчал Баграмян, усиленно налегая на педали дрезины. — Вот бы еще Крота встретить. Раскатаю по рельсам падлу.
— Тигран, она боится твоего голоса, — тихо проговорила Рита, все еще прижимая к себе оборванку.
Неизвестная свернулась калачиком, пряча лицо в грязных длинных волосах и прижимая голову к коленям.
— Блин, ну и воняет от нее, прости господи! — фыркнул Тигран.
— Я вообще не понимаю, откуда она тут взялась. Может, какая-то неизвестная община выживших?
— Все может быть, Рита. Не знаю я. А она неразговорчивая какая-то.
Движение продолжилось еще какое-то время, пока дрезина вдруг не стала сбавлять ход.