Но он все-таки нажал электрогашетку.
А ведь мог бы не нажать?
Потому и говорю, что впереди технологии всегда идет человек. Его боль и его выбор.
– Глупости! Да, что они могут сделать, собачки какие-то? – Каан вообще-то говорил сам с собой.
– Ты этих собачек в деле видел? – все же откликнулся я.
– В смысле? – вскинулся Каан. – Ну, стибрили кой-чего из припасов. Ну, распугали наших собак. Носильщиков кокнули… Так и волки какие-нибудь на такое вполне способ…
– Я не об этом, брат. – Не любил я проявлять высокомерие, но вот ныне приходилось. – Я о настоящих боевых голованах. Некоторые наши, из роты сбора данных бронеходного полка, могли в одиночку прокрасться в штаб тирианцев, и всего лишь по запаху загодя данной вещи найти там нужного нам офицера Голубого Союза, и захватить. Или убить.
– Подумаешь, одного офицера? Что здесь та…
– Так это всего одна «собачка», брат. Всего-то одна! Здесь их было несколько десятков. Причем, скорее всего… Ну, мне так кажется… В нападении участвовала только часть стаи. То есть, их может быть несколько сот. Может, даже тысяч.
– Каких «тысяч», Дар? Ну, каких «тысяч»? – Каан загорелся. – Ты что ж думаешь, у них там планирование? Генштаб? «Вот эту часть – сюда – нападем слева! А вот эту сотню – заход в тыл!» Обалдел, что ли?
– И все же, – примирился я, – говорю тебе о том, на что способна всего одна «собачка». Не просто проникнуть в штаб или казарму. А пройти через проволочное заграждение, найти оптимальный путь подхода, не привлечь внимание часовых, а иногда даже снять таковых по дороге… Страшная штука тренированный голован, я тебе скажу.
– Но не страшнее нашего модернового пулемета, как видишь, – Каан уже отошел и улыбался. – Видал, сколько мы их ухандокали?
По довольной физиономии моего брата палеонтолога можно было подумать, что нападающих «собачек» уложил лично он. Я не стал наводить тень на плетень, указывая на то, как мало зарядов осталось в нашей славной «Качалке». Не стоило говорить о банальностях. Как там ведет счет племя дотороров? Сколько, там, пальцев рук и ног потребно для измерения количества оставшихся у нас патрончиков? И совпадает ли оно с общим количеством отслеживающих нас диких голованов? Причем, с учетом расхода на одного пришибленного?
Почему-то мне кажется, что это соотношение не в нашу пользу.
Все должно появляться в срок. Или хотя бы не слишком, умеренно запаздывая. В старых легендах невеста ждала рыцаря сердца из похода лет двадцать кряду – и хоть бы хны: такая я же румяная, непорочная, разве что сам принц чуток износился, снизу донизу шрамами выбрит. В реальности долгое ожидание съедает вообще весь кайф. Мы, конечно, брели далеко не двадцать лет, но столько натерпелись, что конечная цель несколько поувяла, да и вообще, некоторые о ней уже как-то смутно помнили. И тут…
– Люди Светлой Кожи и Белых Волос Головы, к вам обращаюсь! Мы прибыли! Я выполнил свою миссию! – торжественно и с положенной пританцовкой объявил Яльмодалло, поверенный далекого Кадидадалло. Ясное дело, слова его перевел нам Дьюка Ирнац, с помощью туземного полиглота – марайи Уммбы.
– То есть, куда прибыли? – спросил Жуж Шоймар, ибо по его разумению, да и по мнению всех остальных, папоротнико-лианный дендрарий вокруг ничем не отличался от всегдашнего окружения.
– Старое место, где много камней, – пояснил поверенный доторорского шамана. – Место, где давно-давно жили люди. Так много людей, что пальцев на руках, ногах, многих рук и ног многих племен не хватит показать, если каждый палец – человек. Даже деревьев меньше вокруг, чем жило тут людей.
– То есть, мы стоим в городе рибукаров? – до странности удивился Жуж Шоймар. – В смысле, над городом. Он ведь, наверное…
– Здесь жили люди! – снова торжественно подтвердил заместитель шамана и для верности качнулся в танце туда-сюда. – Но учти, главный вождь людей Светлой Кожи, место это плохое. Нехорошее место. Многих людей – пальцев не хватит ни у какой деревни показать сколько – не стало в этом месте. Плохое оно.
И вообще-то это были последние слова доторора Яльмодалло, да и вообще последний представитель дотороров, коего мы видели. Потому как именно после этого поверенный шамана Кадидадалло исчез. То есть, не в тот же миг, а в процессе, когда все отвлеклись.
Как-то никто из нашей охраны, и никто вообще не обратил внимания, когда он сгинул. Выяснилось только после, когда Жуж Шоймар все же перестал щупать неожиданно обнаруженные им гигантский камень, заросший мхом и лишайником, и решил кое-что уточнить.
Но стало уже не у кого.
Может, во всем виновны голованы? Ведь это они бросили перчатку и начали… Но неужели они? Разве мы их вовсе не трогали? Копались в своей части сада и ни ногой, ни мыслью не ступали никуда вокруг? Ага, как же! Мы давно перелопатили весь сад, перевернули вверх дном всю Большую Сушу. Мы так разошлись потому, что давно уж считали, будто кроме нас – преумных, преразумных гиббонов – на всей Сфере Мира нет уже абсолютно никого. Свою внутривидовую драчку мы вытащили на всеобщее обозрение. В смысле, о зрителях мы и не думали, их для нас не существовало. Ведь, в самом деле, когда вы с женой на кухне бьетесь сковородками, то сильно ли много внимания обращаете на барражирующих под лампочкой мух, или на затаившегося в затемнении угла паучка?
Кто виноват, если мы забыли о том, что матери-природе вокруг наплевать, есть ли уже на планете доминирующий разум? Она сплетает свои генетические вязания, как Выдувальщик Сферы Мира на душу положит. Порой, цепочки генокода дают мутацию, от которой в мозгу щелкает главное реле. И тогда миру является осознающая себя сущность. Если эта сущность способна выводить сложный орнамент логических построений, то это беда. А разве не беда, обнаружить, что ты оказался за карточным столом, в котором карты уже давно розданы, а ты сидишь так, для мебели. Увидеть, что размножившиеся без меры главные игроки вовсю кидаются трефами и бубнами, а тебе отведена роль некого временного наблюдателя. Можешь посмотреть, но знай, ресурсов, на этом единственной в Мировой Тверди пустотелом пузыре, на твою долю не предусмотрено. По крайней мере, если ты жаждешь остаться разумным. Если отступишь, вернешься в стадию чисто чувственного понимания мира, тогда, так и быть, еще поживи. Но кто же может самостоятельно повелевать собственным генетическим дрейфом? Кто способен отступить назад, в до-разумное небытие, если наличие разума дает огромное преимущество перед тварями Большой Суши, которые окружают тебя именно здесь?
И потому, виноваты ли голованы? Могут ли они обвиняться в том, что, присмотревшись внимательно, уловили момент, когда смертный повелитель всех бессловесных тварей начал колотить башку самому себе? Они виновны лишь в том, что вышли на арену, дабы довершить процесс, очистить Большую Сушу от охамевшего животного, которое лучшим применением студенистого наполнения черепа посчитало самоистребительную зачистку.