Теперь пора переходить к допросу с пристрастием. Бармалей доволен реакцией Хистера, доволен собой. Может быть, он уже прикидывает, что ему простят прошлые неудачи и присвоят «академика». Он грациозно дает отмашку подручному — Квароду. Ну что ж, у Кварода все готово. Запитывается током система распознавания голоса, искусственные голосовые связки, всяческие усилители. Младший лаборант из местного отдела снова надвигает на глаза защитные очки и берется за пилу. Ног у сталтеха всего две, одну уже отчикали. Надо аккуратнее обращаться с ценным экземпляром, потому сейчас хватит и железного пальчика на оставшейся нижней конечности. Пила визжит. Бармалей страшно опасается, что за ее визжанием не получится насладиться криком боли, исторгнутым машиной. Пальчик отваливается. Крика нет.
Бармалей еще не растерян. Новый пик на экране ведь появился, так? Просто чертова пила слишком громко жужжала. Он дает отставку электрической ножовке. Пусть будет плазменная горелка. Она все же потише. Кварод спокоен, как слон, хотя только он понимает, чем все это должно закончиться.
Горелка легко плавит один палец, затем второй. Этот уже на руке. Крика, естественно, снова нет. Хотя импульсы отмечены и записаны. Пунцовый Бармалей заставляет Кварода снова провести тестирование аппаратуры. У Кварода никаких проблем. Зато краем глаза он наблюдает, что сидящий в кресле Хистер потихонечку зеленеет. Вот интересно, если он начнет стрелять без предупреждения, карманный «импульсник» положит всех присутствующих или только тех, что в передней полусфере?
Еще через полчасика технической и прочей суетни окончательно выясняется, что допросить чертову железяку пока нет никакой технологической возможности. Если бы закрепленный на станке сталтех мог понимать происходящее, он бы торжествовал победу.
Хистер уже давно шарит руками у кобуры. Присматривающий за ним краем глаза Кварод готов шарахнуться от очереди. Пожалуй, тело «железного дровосека» — сталтеха — будет неплохим щитом. Однако Хистер не начинает стрельбу. Но он взбешен не на шутку. Он делает знак своим дуболомам. И тогда все еще мечущегося поблизости Бармалея внезапно хватают за руки и швыряют под ноги фюреру. Лицо у Бармалея белое. Это особенно заметно в контрасте чернющей бороды. Как раз за эту самую бороду Хистер и поднимает его с пола.
— Ты больше не командуешь Группой! — шипит он прямо в слезящиеся глазенки Бармалея. Затем он обводит взглядом помещение и спрашивает: — Кто из его заместителей здесь?
Кварод оставляет бессмысленные тестеры и вскакивает по стойке «смирно». Возможны два варианта. Первого, когда его расстреляют тут же, на месте, он опасается не сильно. Хуже второй. Что, если ему сейчас прикажут задействовать алмазную пилу в отношении настоящих рук и ног живого человека?
— Ты — Кварод, кажется? — припоминает Хистер.
— Командующий лабораторией перспективных научных исследований Кварод! — докладывает тот скороговоркой.
— Теперь ты главный, Кварод, — сообщает Хистер. — Самый главный во всех лабораториях. Смотри, не подведи меня. Мне нужны результаты. У нашего Ковчега слишком много врагов.
— Они будут, мой фюрер! — отзывается Кварод, не моргая, и тут же совершает мысленный прыжок в холодную воду. — Однако проблема очень сложна. Потребуется время, мой фюрер.
— Ускорься, Кварод. Даю тебе высочайшие полномочия и «золотой» приоритет во всех делах, — объявляет о новой милости Хистер.
Затем он припечатывает коленом по носу Бармалею. Натертый бежевый кафель лаборатории пачкается. Великий фюрер тянет бывшего командующего Группой лабораторий за бороду прочь из помещения. За ним к выходу несутся дуболомы.
Неизвестно, понимали ли организаторы процесса всю сложность акции до конца? Очень похоже, что они в этих делах вообще не ориентировались. Поэтому вся организация автоматическим образом легла на плечи их подчиненных. Нет, к счастью, не только на самую нижнюю цепочку подчинения. То есть солдат и сержантов. На столь низком уровне исполнителей здесь бы вообще ничего не получилось. Но старшие офицеры и даже «младшие» генералы имели представление о том, с чем придется встретиться. Правда, их предвидения остались на теоретическом уровне. А вот вся практика вывалилась на головы самого нижнего звена. Солдаты и сержанты — вот на кого все свалилось.
Например, рядовой Леон Азриэль был попросту в ужасе. Нет, он и ранее представлял, что танк — это не спичечная коробка. Но все же, когда он наблюдал, как от подвижки его «Меркавы» дребезжат стекла в целом квартале ливанского Бейрута, то начинал считать израильских инженеров гениями, научившимися сдвигать горы. Новейшие компактные электродвигатели, втиснутые на место старого американского дизеля, позволяли тяжеленной машине разгоняться за секунды до сорока километров в час. Больше того, Азриэль неоднократно въезжал своей машиной на уклон в пятьдесят градусов. Невиданное достижение для любой тяжелой техники. Еще бы! Ведь новые электрические двигатели основывались на открытии сверхпроводимости при комнатной температуре. То есть на его израильскую армию работали самые передовые из мировых технологий.
Однако сейчас все эти чудеса оказались пшиком. Черт побери! Они еще даже не вступили ни в какое сражение, а танки уже сдохли. Неизвестно, что ждало их там, в таинственной Зоне, но три «G» окружающего локацию Барьера превратили всю эту мощь в смешную пукалку. Да что там три «G»! Пока сила тяжести не достигла полутора, все было как бы и ничего. Подумаешь, моторы завыли громче, а сам танк начал проваливаться в грунт несколько глубже, чем обычно. Но когда вдавливающая «Меркаву» природная сила достигла двух сил тяжести планеты Земля, танк попросту остановился. Ревели моторы, однако танк не мог сдвинуться с места. Оно, конечно, понятно. Леон сам теперь весил не обычные свои семьдесят два, а уже сто сорок четыре. Это не считая ботинок и прочего. Он едва-едва умудрялся пошевелить рукой, а тем более ногой.
Теперь стало понятно, почему перед этим волшебным русским Барьером командиры заставили сгрузить с танков всё, что возможно. Сейчас под броней не было ни одного снаряда. Если вдруг враг нападет на них сразу после входа в Зону, им несдобровать. Потому, что внутри не осталось не только снарядов, но и тех, кто должен их применять. То есть наводчика и заряжающего. Этих ребят отправили сквозь Барьер пешком. Так что в кабине с Азриэлем находился только командир танка. Может быть, выгнать наружу стоило и его тоже? В конце концов, теперь и он давал дополнительные сто сорок, или сколько-то там кило. Несчастная машина когда-то запросто волокла на буксире что-нибудь подобное себе. Даже такую же «Меркаву». Но одно дело, когда шестьдесят дополнительных тонн просто прилежно катятся позади на сцепке. Совсем другое, когда они сваливаются на те же гусеницы. Можно сказать, на танк положили сверху еще один такой же. Просто как спичечную коробку. Что же будет дальше, когда «Меркава», с изначальным весом в шестьдесят тонн, дорастет до ста восьмидесяти? Именно столько вроде бы весил мифический немецкий «Маус». Но ведь именно три «G» обещали офицеры в центральной части Барьера. Однако зачем было волноваться о том, что будет впереди, если танк и так отказывался двигаться.