И как-то выбитый скачком из полудремы мозг выцедил из себя ужасную, непредставимую штуку. И жуть заключалась не в самой мысли — мало ли какие бредни рождает время от времени отрешившееся от суеты сознание. Выскочивший из болезненной сонности кошмар мигом просочился и отвердел жутью именно потому, что проснувшаяся конформистка-логика тут же подперла его увесистыми лесами монументальности, а попытка пришпилить эту системно мыслящую предательницу привела к мгновенному уплотнению постамента и окончательному срастанию с ожившей реальностью. И Тутор-Pop пошатнулся, хотя еще не успел встать, а только присел на своей смятой, так и не расстеленной койке и глянул перед собой потускневшими, выцветшими от индикаторной зелени глазами. Но не увидел загораживающую стену дважды кругластую, синеокую и врущую теперь напропалую полушарную карту, но зато он с фотоумножительной четкостью увидел решение загадки, которая так сильно волновала его когда-то давно — несколько геологических периодов назад.
Четко и ясно генерал-канонир выявил таинственного предателя, с потрохами и тщательностью положившего под жернова друзей Меча всю когорту заговорщиков. Это был он сам — выпускник бронеакадемии и командир «боевой горы». То, что он совершил свое предательство задаром, не имело значения, не прибавило даже мазка обиды. То, что оно произошло ненамеренно, не искупляло, как не помогает раскаяние, если вы с собственным ребенком мгновение назад переходили шоссе в неположенном месте, а теперь вместо него в руках увядшая тряпичная кукла. Что с той циклящейся, забившей подкорку мысли-вопрошения: «Почему я не смотрел по сторонам?» Еще до первого шага нужно было знать, что это главное. И значит, даже то, что непосредственный исполнитель предательства не вы сами, тоже не имеет значения. Утечка произошла от вас и только через одно передаточное звено, то есть почти напрямую.
И как просто все раскладывается по полочкам теперь, когда спали тяжелые, но такие хрупкие, как оказалось, шоры. И нет спасения от слепящего света последнего знания. Можешь скрутить пальцы в узел, изломать руки и размозжить затаившийся под кожей череп — ничто уже не поможет: действие свершилось, и поезд укатил прочь — «ту-ту» в отдалении, вместе с мечущимся дымком.
Но логика, изворотливое, губительное приданое интеллекта, маленькой компенсацией за дискомфорт понимания подсовывает мягкость подушечки под другое наболевшее место: теперь, после сброса в сторону изменника, число преданных сокращается на единицу, и не просто на единицу — на самую увесистую. Такую увесистую, что маятник после потери никак-никак не желает утихомирить дрожь. Наверное, с определенной точки зрения это почти свобода — у верного друга Меча резко уменьшен рычажный момент для продолжения шантажа. Правда, никто не мешает и сейчас, если Мурашу-Диду заблагорассудится пытать выявленного предателя, но какой в этом толк, если камуфляж сброшен?
И генерал-канонир Тутор сжимает костяшки до ломоты — он знает, кто являлся передаточной шестерней предательства: длинноногая планшетистка Улла Ююл. Вполне может случиться, что у нее имеется звание по линии друзей Меча! Есть ли в последнем предположении оправдательный момент? Тутор-Pop не видит его и здесь.
В основном Тутор-Pop безвылазно обитал в «куполе», поскольку считал, что, когда атомные батареи «баков» заявят о своем существовании, в распоряжении «Сони» останутся секунды. Однако иногда, дабы следовать тактике скрытности и манипуляции информационными потоками, ему требовалось появляться в других управляющих звеньях «боевой горы». В свою очередь, его визиты только в «нервные узлы» гига-танка могли насторожить кого-то из наблюдательных подчиненных или, того хуже, кого-нибудь в РНК. Потому наряду с нужными визитами приходилось бывать в других отсеках, имитируя проверки готовности и прочие повседневные операции. Между прочим, не все из камуфляжных проверок проскакивали мимо сознания и памяти. Иногда на какую-то минуту-две командир «Сонного ящера» удивлялся опознанию знакомых признаков известного опытным офицерам явления. Ремешки дежурных смен уже не демонстрировали горизонтальность затянутости в предельные дырочки. Младшие, да и старшие офицеры беседовали с рядовыми подчиненными почти приятельски, блеск люковых ручек потускнел, а сияние надраенных палубных коридоров поблекло. Вряд ли бы это заметил первогодок лейтенант, но на взгляд какой-нибудь привыкшей к сыру и маслу показухи штабной крысы это могло свидетельствовать о снижении дисциплины, а значит, боевой готовности «горы». Это было не так, наоборот, наблюдаемая внешне расхлябанность рассказывала умеющему видеть о том, что людской «организм» подвижной крепости начал притираться или уже совершенно адаптировался к состоянию повышенной стрессовой нагрузки.
Армия вообще-то предназначена для эффективного ведения войны, явления, в котором напряжение нервов достигает апогея. Ведь на картах постоянно стоит максимально возможная ставка — жизнь. Когда война не ведется и возможность ее видна только параноидальным теоретикам, армия находится в низине энергетической и нервной нагрузки. Вот здесь, дабы она не впала в хаотичность саморазложения, ее активность искусственно подпитывают, колошматят внутренними стрессами, дополнительно к боевой подготовке пичкают строевой выправкой, заваливают хозактивностью с выдраиванием полов, краников, унитазов и блях. В момент начала войны вся эта шелуха спадает. Конечно, поскольку во Вселенной присутствует такое явление, как инерция, это происходит не по мановению волшебной палочки, но та боевая единица, которая в накале выполнения тактической задачи распыляется на краники и унитазы, обречена: сверкание меди блях и сияние бритых подбородков заслонит в нужную секунду блеск снайперских прицелов и черноту вскрывшихся над головой бомболюков.
И, возможно, наблюдаемое изменение внешних признаков подсознательно придавало генералу-канониру уверенности. И может, кто-то из следующих рядышком эрэнкашников (не Мурашу-Дид, конечно, тот был достаточно опытным комитетчиком) удивлялся пониженным требованиям генерала, но что ему было до того?
Относительно часто Тутор-Pop посещал отсек аналитиков. Почти все среди десятка предлагаемых им заданий являлось камуфляжем, но всегда, пусть неявно, а какой-нибудь встроенной частью общей задачи прятался, маскировался, как десантированный в болото парашютист, нужный для дела расчет. И , глядя на эту гору счетоводческого мусора, генерал-канонир сразу видел нужные цифры. Мгновенно, скрыв промежуточные этапы в микросекундах, его голова преобразовывала эти безликие цифры в образы. Он видел возможность подъема на какую-нибудь возвышенность «больших стволов» эйрарбаков либо по уточненному .расчету площади отражения «загоризонтника» опознавал в том, принятом за длинноствольный агрегат объекте цепочку отдельных, обычного размера машин. Иногда после взгляда на единственную цифру он в течение десяти секунд обозревал выросшее дерево возможных сценариев артиллерийского поединка.
А как-то маленькое рассогласование породило внутри Мозга вспышку. В ее сиянии он обомлел, увидев совершенно новую комбинацию в соотношении сил. И руки, предательские руки чуть не дернулись к свисающему с плеча микрофону, и только заблаговременная их заправка за отвисающую портупею скрыла холод понимания. Он взял себя в руки, даже не покосившись на нарезающего акульи восьмерки вокруг него и пульта Мурашу-Дида; закусив удила языка, спокойно довел взгляд до конца листа, смял, бросил в утилизатор хронопластину, отпечатав в голове главное, улыбаясь, полоснул шуткой Весельчака, выдержал встречный ход по поводу «купольников», не знающих умножения и интеграла и из-за коих генерал должен лично бродить по палубам. Потом спокойно проследовал назад в ЦКП и только тут, среди нескольких команд-масок сделал нужный ход — довернул вторую внутреннюю башню на двадцать градусов по азимуту. Этот ход в случае верности озарения давал ему три дополнительные секунды в момент катящейся из будущего дуэли. А еще через час он сумел среди прочего ввести в запоминающее устройство механизма наведения еще и новый угол возвышения стволов. И это добавило еще две с половиной секунды. Но дарило ли это выигрыш против атомной вспышки, когда воздух разогревается от сверхзвукового броска? Тутор-Pop не знал этого, как и многого другого, — он просто отыгрывал один из вариантов. Их было много, очень много. И только с уточнением знаний он мог отбрасывать ложные один за другим.