– Так, шторм-капитан, хотите чтобы вам предъявили дополнительное обвинение за распускание пораженческих настроений?
– Да с меня уж и так, наверное, хватит, или нет?
– Господа командиры, прошу извинить за вмешательство в столь уместный сейчас спор, но сколько минут осталось до нашего залпа?
– Вам в точности до секунд, освещенный солнцами?
– Не обязательно, баритон-капитан. Я просто пробегусь к торпедистам и еще раз, именем бога Войны и Доблести, освящу наши боеголовки.
– Это правильно, святой лученосец. И не забудьте тогда уж про сами аппараты запуска. И не торопитесь, у нас впереди на подготовку не то что минуты – часы. «Плавучий Остров», оказывается, штука медлительная.
– Да, Рикулло, и «гвозди», «гвозди» в заряжающем механизме, на всякий случай не забудьте. Освятите и их тоже. Вдруг придется биться с этими «бульками», а то и эсминцами.
Это было правильно. Маленьким, помещенным в нелепом воздушном пузыре, существам всегда требуется кто-то большой, суровый, но крайне заботливый, помогающий им переставлять с места на место, но обязательно подальше от себя, всегда дующийся вширь горшочек с энтропией. Сейчас этот горшочек собирался в очередной раз закипеть и прыснуть каплями окрест.
Очень-очень хотелось уклониться от всех.
Неизвестность многовариантна. Имея время можно напредставлять достаточно большое число возможностей. Вот пример навскидку.
Там внутри бронированного, сотворенного псевдо-людьми чуда, в самой его середине, в защите не только брони, но еще и десятков тысяч служебных помещений происходит собрание Республиканского парламента. Обсуждается вопрос интенсификации глобальной атаки на Эйрарбию. Начинается подсчет голосов и тут…
Вначале беготня посыльных, на цыпочках возле ложа морского генералиссимуса. Затем громкие перешепывания в президиуме. Тут наконец отсечка звука у микрофона председателя, переключение его в режим пантомимы – тот еще оживленно жестикулирует, открывает рот, вертит голову туда-сюда. Теперь хор колокольчиков – вплотную к чувствительной мембране, громко перезваниваются бесчисленные ордена выплывающего из кресла адмиралиссимуса: «Господа, прошу сохранять полное спокой…» Удар боевой сирены тушит мелодичное серебряно-умиротворяющее медальное «дзинь-дилень». Гармоничное уплотнение воздушной среды запросто проскакивает тысячи переборок, и защитного и беззащитного назначения. Только одно останавливает ее прыть. Где-то там, ближе к днищу, метров на сто ниже островной ватерлинии, кабина дежурных акустиков. Старинная, прошедшая в огибающем маневре три-четыре коренных модернизации, аппаратура – деньги на обновление «Острова» составляют конечную цифру, а кресла под толстыми задами сенаторов требуют замены по моде, да и есть ли смысл менять гидрофонию, если вокруг, в походном ордере сопровождения, всегда наличествуют новейшие крейсера? И вот тут, в многослойном внутреннем колоколе, непробиваемом никакой удалью сирены, почти не дыша, замерла ночными бабочками у регуляторов ручной настройки, прикрыла глаза парочка дежурных акустиков. Глаза им и не требуются, это совершенно лишний орган, атавизм живших на суше родителей – они видят ушами. Видят очень далеко. Впрочем, ЭТО уже близко.
Несется сквозь воду, почти-почти схватывая за хвост собственный звуковой след, передовой реактивный «гвоздь». А где-то в стороне, фоновыми героями, завинчивают траекторную дугу и режут глубины торпеды-перехватчики. Но им не успеть…
Однако есть и вариация «два».
Пыльные, пустые кресла парламента. Как долго здесь никто не собирался. Давно забыта, похоронена, но не разглашается в опасении позора, стратегия ПУС (Плавучего Управления Сушей). Еще демонстрируется иной раз по визору, как морской генералиссимус, опираясь о корабельное ограждение, осматривает смычку океана с небом, но то камуфляж, теле-эффекты, несложный монтаж для олухов, а так же для «баковских» шпионов. Зато вид сбоку, когда Плавучий Остров движется в окружении линкорной армады прикрытия – то – чистый натурализм. Безопасная свежатина записи. Кто с расстояния десять км, да еще сквозь отразившую свет видео-диапазона броню определит, что под ней нет ничегошеньки. То есть, ни сенатов с президиумами, ни генеральных штабов, ни прочих всяких важных, с эполетами и без оных. Только пыльная многорядность кресел, да спящий сторож, со значком Честного Меча.
Затем, как и раннее – проходная сюжетообразующая бусина на струне сценария – глупая газовая атака сирены на перепонки. Кого ей будить кроме сторожа? Теперь он мечется, поднимает пыль, ищет под креслами призраков-грабителей. Затем прикидывает, сколько межпалубных лестниц требуется преодолеть до надписи «выход», путается, начинает считать опять. В конце-концов хоронится под парламентской трибуной, тяжко дышит большими пыльными хлопьями. Это уже неинтересно…
Далеко, тридцатью палубами ниже, распахнувший невидящие глаза акустик шевелит губами – считает оставшиеся до столкновения секунды: «…девять, восемь…» Он знает, держит в уме целых пять дополнительных. Даже если ударная волна начнет прессовать отсеки километром в секунду, то все равно от форштевня сюда она доберется за эти самые пять. Конечно, если заряд небольшой…
Он тоже, как и сторож пытается делать параллельный счет трапов. Некогда! Стая неизвестно откуда явившихся баковских «гвоздей» мнет расстояние гораздо изящнее, чем задыхающийся, возомнивший себя скоростным пневмо-лифтом человек…
Но мир имеет вероятностный характер. Даже хуже – вообще непредсказуем. Однако времени до подхода брашского плавучего чуда у шторм-капитана Косакри целый, с иголочки сухохруз. Так что можно продумать и другие вариации. Что там у нас имеется в запасе?
Или, может быть, у вас?