Скоротечный бой закончился.
– Вот прендегасты! – коротко и зло выругался Лаптев. – И откуда они тут взялись?
– Окруженцы, – хрипло ответил ему Харченко, перезаряжая барабан своего «нагана». Руки у него мелко тряслись, как всегда после боя. Особист этого стеснялся, хотя и знал, что это не от трусости. – Мы когда-то так же тут…
– Здесь начинал, майор? – спрыгнул в кювет комбат.
– Немного южнее. Ранен?
– Нос разбил. Он и так у меня ломаный, да тут еще в стекло вмазался, когда водитель тормознул. Кстати, где он?
– Хер его знает. Где-то тут, наверное, – тяжело дыша, ответил Лаптев.
– Командиры рот! Доложить о потерях, – гундосо крикнул Крупенников, поднявшись во весь рост. И добавил, покачав головой: – Ты смотри, что натворила, тварь. Три грузовика в хлам.
В белорусское небо поднимались четыре столба черного вонючего дыма.
А немецких трупов оказалось всего семь, если не считать тех, кто догорал, размазанный по стенам боевого отделения, в танке. И один раненый. Штрафники не любили брать пленных. Не любили, но иногда приходилось.
Экспресс-допрос провел особист. Выяснилось, что фрицев было двадцать человек, действительно окруженцы. У танка кончалось топливо и боеприпасы. Вот и решили атаковать русских из засады. Смертники, блин.
Немца наскоро перевязали и сунули в один из уцелевших грузовиков, строго-настрого приказав бойцам-переменникам довезти пленного живым и слегка здоровым до передовой.
А вот после этого начались настоящие проблемы. Или даже так – ПРОБЛЕМЫ. Когда грузовики догорели и их сбросили с дороги, командиры рот долго копались в воняющих горелой резиной остатках студебекеров. Потом они медленно пошли к «Виллису». Лица у офицеров были, мягко говоря, озадаченными.
– Что так долго копались? – раздраженно рявкнул комбат.
– Товарищ майор… – начал Заяц. В этот момент он отчего-то перестал напоминать волка, став похожим именно на зайца. Беляка. Ибо лицо его было белым как мел.
– Что мнетесь, как барышня после променада? Докладывайте, старший лейтенант! Что у вас с потерями? – подключился к разговору Харченко, тоже почуяв недоброе.
– Так это… нету потерь…
– В каком смысле нет? – поднял голову приготовивший акты Лаптев.
– У меня пропали первый и четвертый взвод, – уставился на свои сапоги Заяц.
– Что значит пропали? Как так пропали? Старлей, ты соображаешь, что говоришь? – крикнул на Зайца Харченко.
– Соображаю, товарищ майор. В сгоревших машинах нет трупов солдат. И оружия нет. Ничего нет. Вообще. Как будто испарились.
– Заяц, ты пьян, что ли? – не выдержал Крупенников.
– Идите и посмотрите сами, – внезапно обиделся старлей.
– Посмотрим, не переживай. А у тебя, Петровский? Тоже потерь нет?
– Так точно, товарищ майор, нет, – убитым голосом ответил командир первой роты. – Только пропавшие без вести.
– А ну пойдем, посмотрим! – сорвался с места Харченко. За ним скорым шагом двинулись Крупенников с Лаптевым. Хотя обоим очень хотелось побежать, но командирам в армии суетиться не положено.
Они долго копались в остатках догоревшего переднего грузовика, но ровным счетом ничего не обнаружили – ни обгоревших трупов, ни личного оружия, ни даже звездочек с пилоток. И в двух других – то же самое.
– Шестьдесят два штрафника пропали без вести, – убито подытожил капитан Лаптев.
– Плюс двое моих, – буркнул подошедший Свинцов.
– Тоже из грузовика сбежали? – мрачно спросил Харченко.
– Нет. Тут совсем странное что-то. Они бежали в атаку, как все. А потом пропали.
– Что тут странного? Рванули в лес и всё! – зло сказал Крупенников.
– Нет. Их бы заметили. Они именно бежали, а потом исчезли. Вообще. Как будто их и не было вовсе.
– Они что у тебя, привидения? Как исчезли? Ты можешь объяснить?
– Никак нет, товарищ майор, не могу, – мрачно покачал головой Свинцов.
– Подожди, товарищ майор, – остановил красного от гнева особиста комбат. – Ты машину, которая впереди шла, помнишь?
– Помню, Крупенников. Вот она, – кивком показал на обгорелый остов начальник особого отдела.
– Полог был откинут, и было видно бойцов, сидящих в кузове. Так?
– Ну? И к чему это ты?
– А к тому, что из машины, в которую ударил первый снаряд, никто не выскочил.
– Твою мать… – Харченко схватился за голову. – А ведь точно… Меня контузило, что ли?
– Да нас всех в таком случае, похоже, контузило, товарищ майор. Кстати, водители тоже пропали.
– Может быть, немцы какое новое оружие применили? – подал голос Заяц.
– Следаки из военной прокуратуры и СМЕРШа разберутся, – ответил ему Крупенников.
– А пока они разбираются, гражданин майор, мы с вами будем исполнять обязанности переменного состава батальона вместо пропавших штрафников. А на наши места поставят уже других, – Харченко прикусил нижнюю губу, став похожим на озлобленного бульдога. Вместо ответа Крупенников шмыгнул разбитым носом и крикнул:
– По машинам!
Колонна двинулась лишь через пять минут, поскольку оказалось, что вместе с водилами трех грузовиков пропал еще и шофер командирского «Виллиса». За баранку пришлось сесть самому комбату. Зато трясти стало меньше. Крупенников оказался осторожным шофером. Он аккуратно объезжал ямы и воронки и никуда не спешил. Потому как думал о том, что случилось. Впрочем, Харченко и Лаптев, похоже, думали о том же самом, потому за весь остаток дороги никто не проронил ни слова. А вот когда добрались до места, начались чудеса. Харченко убежал докладываться своему начальству, Крупенников – своему. Причем каждый в ожидании того, что вернется в батальон уже в качестве штрафника…
– Майор Крупенников в ваше распоряжение прибыл, товарищ генерал-майор!
– Один? – проворчал пухлый лысый генерал, внимательно разглядывавший огромную карту, раскинутую на столе.
– Никак нет! Вместе с вверенным мне отдельным штрафным батальоном.
– Это хорошо… хорошо, – задумчиво кивнул командир дивизии. – Как добрались? Без приключений?
– Увы, – вздохнул майор Крупенников. – В лесу напоролись на немецкий танк и взвод пехоты. Немцы уничтожены, наши потери… – и тут комбат замялся, мысленно прощаясь с новенькими погонами.
– Какие потери? Что молчишь, как девка после греха?
– Шестьдесят четыре бойца переменного состава, трое офицеров – командиров взводов и четверо водителей из автобата пропали без вести! – выпалил на одном дыхании майор, пытаясь не зажмуриться. – Итого семьдесят один…