– Разрешите, гм, вопрос?
– Конечно, согражданин, – Маурья мягко улыбнулся. Чему-чему, а этой способности – с первых слов располагать к себе любого собеседника – его учили хорошо. Как и всех предшественников.
– Я вот насчет истории. Мы не нашли в нашей памяти никаких сведений, касающихся того, что происходило между нашим, гм, переносом и нынешним временем. Это так специально было сделано?
– Что? А, понял. Конечно, нет. Просто проведенной в капсулах недели никак не могло хватить на полный курс обучения. Мы дали вам лишь основное – науку, военные знания, социологию. История… с этим вам придется разбираться самостоятельно и в свободное время. Боюсь, на новый курс гипнообучения может просто не хватить времени.
– То есть вы дадите нам доступ к исторической информации?
– Дам… что?! – Маурья глядел на майора почти что с ужасом. – Но ведь у каждого из вас есть индбраслеты и выход во всемирную информационную сеть! Поверьте, запрашиваемые вами данные никогда не были ни засекречены, ни искажены. Пользоваться и коммуникатором, и мнемопроектором вы умеете… ведь умеете?
– Умею… – совершенно убитым голосом пробормотал Виталий, только сейчас осознав, в какую глупую ситуацию попал. – Простите, что потревожил, согражданин. Я просто еще не слишком разобрался в ваших технологиях…
– Ничего страшного, согражданин, – все с той же всепрощающей мягкостью кивнул Клаус Маурья. – Я понимаю. Удачи вам и стойкости. Поверьте, она вам понадобится…
Спросить, что именно Автарк имел в виду, комбат не успел – экран мигнул и свернулся. Крупенников тяжело опустился на койку рядом с ухмыляющимся особистом:
– Что, съел? А ларчик-то просто открывался, да? Да ладно, не журись, я и сам лажанулся по полной, даром, что такую должность занимаю, – он щедрой рукой выбулькал в стакан остатки коньяка и задвинул пустую тару под кровать. – Выпей.
– А вы?
– Ну, если командир батальона настаивает…
И Харченко, состроив потешную гримасу, снова полез под койку…
* * *
В эту ночь Крупенников что спал, что не спал. Как и трое его товарищей, впрочем. Мнемопроектор теперь виделся ему тем самым хрестоматийным «корнем зла». Простейший, с точки зрения XXIII века, прибор, способный напрямую загружать информацию в человеческий разум, за каких-то несколько часов перевернул всю его жизнь и всё его мировоззрение. Да, наблюдая происходящее вокруг себя, он понимал, что Советского Союза, в привычном ему виде, уже не существует; понимал, хоть всеми силами и старался абстрагироваться от этого страшного знания. Но он и представить не мог, насколько все страшно, глупо и… быстро закончилось тогда, в родном двадцатом столетии. Страны, которой он присягал, за которую проливал свою кровь и кровь вверенных под его командование бойцов, больше не существовало. Не существовало уже несколько веков. Более того, его страна не прожила и полувека после той великой Победы, выстраданной такими усилиями и такими жертвами! Смерть Сталина, расстрел Берии, Карибский кризис, «холодная война», Корея, Вьетнам, Афганистан, «перестройка», путч девяносто первого… ему, комбату Виталию Крупенникову, не было никакого дела до этих ставших нарицательными понятий. Он и так делал все, что мог, посылая бойцов на смерть и идя вместе с ними. Не на электронных страницах всемирного информаториума, а там, на залитых кровью, пропахших кордитом и тротилом полях сорок второго, сорок третьего, сорок четвертого! Он и сам погиб, в клочья разорванный немецким снарядом, и жив сейчас лишь благодаря непостижимым технологиям далеких потомков… которые и сами-то живы благодаря ему – и еще миллионам таких, как он. Порой безвестных и безымянных, но до самого конца, до никому не ведомой могилы, преданных Родине солдат той войны. Вот такой вот замкнутый круг…
Сначала Крупенникову захотелось застрелиться. Но не было из чего – несмотря на восстановленную в мельчайших деталях форму и амуницию, оружия им не вернули. Потом – напиться вдогонку к уже принятому с мужиками, но на сей раз чтобы в полную и абсолютную жопу, чтобы пол под койкой наутро мыть. И забыть все напрочь…
Потом – и того, и другого вместе.
Потом Крупенников пришел в себя на мокрой от пота кровати. Голова кружилась, но отнюдь не от выпитого накануне. И во рту горько было тоже вовсе не от коньяка. Это была горечь разрушенных надежд и поруганной мечты. Скрипнув зубами, Виталий заставил себя сесть и нащупать папиросы и зажигалку особиста. Стащив с головы упругий обруч мнемопроектора, он закурил. Потыкал кулаком над собой, убедившись, что Харченко куда-то ушел. «Никак тоже переживать», – отчего-то злорадно подумал комбат. Словно отозвавшись на мысленный призыв, по коридору затопали сапоги, и в простенке возник Сергей:
– Не спишь, конечно? Вот и мне того… не спится. Знаешь уже?
– Угу, – Крупенников сосредоточился на алом огоньке зажженной папиросы, крохотной далекой звезде в бескрайней тьме казарменного космоса.
– Стреляться раздумал? – саркастически осведомился Харченко, тоже закуривая. – Я вот сходил с мужиками переговорил, чтобы они тоже… успокоились. На всякий случай.
– Как же так…
– А вот так, – отрезал особист. – Может, такие, как я, стреляли мало, может, еще что, не знаю. И знать не хочу. Прошлого мы уже не изменим, и я хочу, чтобы ты это очень даже хорошо понял, майор. Потому что, если мы сейчас крокодилов не остановим, все это вообще не будет иметь никакого значения.
– Почему?
– Да потому, чудак-человек, что хоть они Союз наш и просрали, но все ж таки наши прямые потомки, вот почему! У тебя дети остались?
– Ну, да… – Крупенников вдруг ощутил жгучий стыд оттого, что даже не догадался запросить Сеть относительно собственной жены и родившегося три года назад сына.
– Расслабься, я глянул, – будто прочитав его мысли, сообщил особист. – Хороший пацан вырос, правильный, книги писал. Тоже правильные. И внуки у тебя были, и правнуки.
– Кто?! – подался вперед Крупенников. Дыхание перехватило.
– Вот победим – узнаешь, – полыхнул взглядом особист. – Извини, но я эту информацию заблокировал. Хорошая все-таки штучка этот браслет… А знаешь, почему?
– П…почему?
– А чтоб ты, майор, погибнуть в первом же бою раздумал, мать твою, вот почему!!!
– Кто они?
– Да скажу, скажу, – примирительно хлопнул его по плечу Сергей. – Но – позже. И без обид. Нам сейчас нужно наших бывших переменников на правильный лад настроить, а уж потом о себе думать. Вот когда с этим справимся, все и узнаешь. Считай это моей просьбой – сначала общественные интересы, потом – личные.
– Ладно, договорились. А что, ты и вправду можешь информацию в Сети блокировать?
– Нет, конечно, – с искренней грустью в голосе вздохнул Харченко. – Просто хотел тебя немного в чувство привести. Получилось?
– Получилось, – вынужден был признать Крупенников. – Спасибо, я понял.