— Вот как?
— Это мой отец, его зовут Эйнар, — пояснила Харпа.
Магнус обратился к нему:
— Эйнар, нам нужно побеседовать с вашей дочерью. Мы предпочли бы говорить с ней наедине.
— Я останусь, — упрямо проговорил старик.
— Она вполне совершеннолетняя. Присутствие родителя не обязательно.
Он почувствовал, как стоявшая рядом Харпа напряглась.
— Ее очень расстроил ваш прошлый допрос, — сказал Эйнар. — Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Не волнуйся, папа, — попыталась унять отца Харпа. — На этот раз все обойдется. Может, прогуляешься с Маркусом к гавани?
Мальчик широко улыбнулся и запрыгал.
— Гавань! Гавань!
Хотя Эйнар силился подавить улыбку, взгляд его смягчился.
— Голубка, ты уверена?
— Да, папа, со мной все будет хорошо.
— Ладно, Маркус, тогда пошли.
Старик протянул свою ручищу, и в ней полностью скрылся кулачок мальчика. Магнус, Арни и Харпа, испытывая явную неловкость, ждали, пока они обувались, надевали куртки и выходили.
— Прошу прощения. Мой отец слишком уж заботлив.
— Славный мальчик, — заметил Магнус.
— Да. И дедушка, как видите, души в нем не чает. Когда спустятся к гавани, он будет рассказывать мальчику всевозможные истории о своем рыбацком прошлом. Маркус их любит, хотя, уверена, не понимает, о чем идет речь. Просто ему нравится его громыхающий голос.
Магнус и Арни сели за кухонный стол, Харпа налила им кофе и расположилась напротив них.
— Вы слышали, что Оскара застрелили в Лондоне? — спросил Арни.
— Да, — ответила Харпа, явно напрягшись. — Слышала по радио. Это было тяжелым потрясением.
— Вы его знали?
— Да, конечно. Он был моим начальником… вернее, начальником моего начальника. Я не знала его близко. Но за несколько лет часто встречалась с ним.
— Общались с ним в компании?
— Нет, — ответила Харпа твердо. Слишком твердо. — Не общалась.
Это нарочитое отрицание обострило интерес Магнуса. Он уже догадывался, что у Харпы есть свои проблемы, связанные с этим делом.
— Значит, вас ни разу не приглашали на его вечеринки?
— Мм… Да нет, приглашали. Да, я видела его на корпоративных сборищах в компании. Но приятелем его бы не назвала. И мы никогда не встречались вне работы.
— Когда видели его последний раз?
Харпа тяжело вздохнула.
— Во время прощальной речи к служащим перед своим уходом. — Улыбнулась. — Гудмундур Расмуссен, идиот, назначенный на смену Оскару после национализации банка, настоял на том, чтобы Оскар вышел через заднюю дверь. Тот спокойно обошел здание и вошел через парадный ход. Он все спланировал заранее, все мы ждали его в атриуме. — Улыбнулась снова. — Это была хорошая речь.
— Но с тех пор вы его не видели? — спросил Магнус.
— Нет. В газетах писали о том, что он сразу же направился в Лондон и никуда оттуда не уезжал. Думаю, он ни разу не возвращался в Исландию.
Магнус кивнул. Теперь объяснения Харпы звучали убедительнее.
— Я хотел расспросить вас о смерти Габриэля Орна Бергссона, — перешел Магнус к наиболее важному для него вопросу.
Харпа тут же снова напряглась.
— Зачем? Это было самоубийство. Какая тут может быть связь с Оскаром?
— Хороший вопрос. Так что вы думаете о возможной взаимосвязи этих событий?
На лице Харпы отразилась смесь замешательства и страха. Она опустила голову, пряча лицо за волнистыми прядями волос, потом раздраженно отбросила их. Затягивала время.
— Нет. Нет. Ее не может быть. Я знаю, что они оба работали в одном банке, но один покончил с собой, другого убили.
— Знаете, почему Габриэль Орн покончил с собой? — спросил Магнус.
— Не знаю. Но он был повинен во множестве непогашенных в срок кредитов, — ответила Харпа. — В больших убытках, ставших фатальными для «Одинсбанка».
— Но и многие другие служащие были повинны в убытках, понесенных банком в прошлом году. Они не кончали с собой. Почему Габриэль Орн оказался столь щепетильным?
— Не знаю.
— Вы находились с ним в близких отношениях. Удивило вас то, что он утопился?
Харпа вздохнула.
— Да. Удивило, — спокойно ответила она. — Габриэль всегда был совершенно уверен в своих талантах. Но может быть, в конце концов все-таки понял, каким мерзавцем он был. Может, не мог смотреться в зеркало.
— Он с вами скверно обходился?
— Скверно. Приписывал себе все заслуги за хорошую работу, выполняемую мной, получал большие премии, а я гроши. Винил меня за свои неудачные сделки. Это приводило меня в ярость. Я выступала против всех трех крупных сделок, в конце концов оказавшихся неудачными, но Габриэль выставил меня в невыгодном свете, сказал, что я недостаточно компетентна для того, чтобы видеть благоприятные возможности. Я была действительно виновата в том, что слушала его, вот в этом-то и заключалась проблема.
Но вот как-то он объявил мне о том, что в качестве особой награды за мои достижения на банковском поприще я введена в «золотой круг» привилегированных служащих, имеющих возможность покупать акции «Одинсбанка» на особых условиях и получать кредиты для этого под низкий процент. Я знала, что Габриэль таким образом нажил десятки миллионов крон за предыдущие несколько лет, а потому восприняла это как свой большой шанс и ухватилась за него. Но вот через полгода произошла катастрофа, цена акций упала почти до нуля, и банк национализировали. Но долги по кредитам, взятым мною, почему-то сохранились.
— Видимо, пострадали и все остальные?
Веселья в смехе Харпы не было, в нем звучала истеричная нотка.
— Пострадали многие. Но только не настоящий «золотой круг». В то время, когда мы покупали акции, они продавали. Габриэль продал три четверти своих и рассчитался по всем долгам.
— И вы бросили его? — спросил Магнус.
— Я тогда ничего не знала об этом. — Харпа вздохнула. — Он бросил меня. Некогда во всех банках существовали правила, запрещавшие сотрудникам, находящимся в тех или иных личных отношениях, работать вместе. После того как пришел Гудмундур, эти правила восстановили. Догадываетесь, кому пришлось уйти?
— Скверное дело, — должен был признать Магнус.
— Да. Однако после моего ухода подруги сказали мне, что у Габриэля был роман с двадцатитрехлетней стажеркой. Мой уход для него был очень кстати.
Горечь Харпы взяла верх над ее начальным замешательством.
— Можете рассказать мне о том, что произошло в тот, последний для него вечер?