— Я сказал матери, что устал и решил уехать из Лондона на несколько дней, — добавил Исак. — Поживу в палатке в холмах. Приведу себя в порядок. Взял ее машину, мать все равно больна и не может садиться за руль.
— Она тебе поверила?
— Мать видит, что я веду себя несколько странно, но не знает почему, а я не говорю ей. С родителями лучше всего вести себя так. Ничего не объяснять им. Пусть строят догадки. — Исак отпил кофе и взглянул на Бьёрна. — Синдри говорит, что с Харпой возникла проблема?
Исак всегда не нравился Бьёрну. Был слишком выдержанным. Слишком хладнокровным для студента. Страстность Синдри бросалась в глаза. Раз Исак здесь, это, конечно, как-то связано с тем, что они делали, но у него была холодная, расчетливая решимость следовать тщательно разработанному плану. Исак словно бы старался победить в интеллектуальном споре и готов был пойти на что угодно, лишь бы доказать свою правоту. Бьёрн не старался ничего доказывать: он лишь воздавал по заслугам тем, кто испортил жизнь и ему, и многим исландцам.
— Да, — заговорил он, обращаясь к Синдри. — Ей пришло на ум, что мы, точнее — ты, Синдри, причастен к стрельбе в Оскара и Листера. Она на днях разговаривала с Фрикки — он и навел ее на эту мысль. Она подозревала и меня, но, кажется, поверила в мою невиновность. В общем, она хочет пойти в полицию.
— Ты должен сказать ей, чтобы она этого не делала, если не хочет попасть за решетку.
— Харпа думает, что может быть еще одна жертва. И хочет остановить нас, пока мы не добрались до этого человека.
— Но она не знает, — уточнил Синдри.
— Да. Но собирается пойти в полицию. Я знаю.
— И что собираешься делать? — спокойно спросил Исак.
Бьёрн глубоко вздохнул.
— Хочу увезти ее на несколько дней. Я знаю хижину в одном из ущелий неподалеку от Грюндарфьордюра. Совершенно уединенную. Если смогу продержать ее там завтра и послезавтра, этого будет вполне достаточно.
— То есть пока мы не разделаемся с Ингольфуром Арнарсоном? — спросил Синдри.
Бьёрн кивнул.
— Как ты собираешься убедить ее отправиться туда? — поинтересовался Исак.
Бьёрн поморщился.
— Обаянием. Уговорами. А если это не подействует — рохипнолом.
— Рохипнолом? Где ты его достал? — спросил Синдри.
— У одного знакомого рыбака в Рейкьявике.
— У тебя есть ловкие приятели.
Бьёрн пожал плечами.
— А разве у всех нас нет?
— Ладно. Это замечательно на ближайшие несколько дней. А потом что?
Студент очень раздражал Бьёрна. Но этот вопрос был основным.
— Ингольфур Арнарсон наш последний объект, так ведь? Завершающий. Когда его не станет, я смогу убедить Харпу, что идти в полицию нет смысла. Больше никому ничего не будет грозить. А она добьется только того, что и ее, и нас посадят в тюрьму.
— Думаешь, она согласится с этим? — спросил Синдри.
— Возможно.
— А если нет? — спросил Исак.
Бьёрн пожал плечами:
— Не знаю. Мне кажется, полиция все равно схватит нас. Полицейские все ближе. Начали задавать вопросы об Исаке. Когда разделаемся с Ингольфуром Арнарсоном, пожалуй, нам нужно будет смириться с неизбежностью расплаты.
— Нет! — возразил Исак. — Когда мы начинали, у нас не было намерения сдаваться на финише. Вот почему решили действовать за границей. Нашей целью было скрыться, когда покончим с делом.
— Может быть, мы действительно начнем кое-что, — в явном возбуждении проговорил Синдри. — Революцию не «сковородок и кастрюль», а настоящую.
— Думаю, на это потребуется больше времени. Мне кажется, люди слишком заняты извинениями перед англичанами.
— Откуда ты знаешь? — спросил Синдри. — Ты ведь был в Лондоне.
— Я мог читать в Интернете исландские новостные сайты.
— Да, но в Интернете есть не только это. Многие люди впадают в гнев по-настоящему. Сегодня днем состоится митинг по поводу банка «Айссейв». Посмотрим, что там будет происходить.
— Ты идешь туда? — спросил Исак.
— Конечно, иду, — ответил Синдри. — Хочу быть в центре событий.
Исак подался вперед.
— Послушай, Синдри. Я, так же как и ты, считаю, что капитализму приходит конец. Но если Маркс и Энгельс полагали, что капитализм погубит себя угнетением рабочих, то теперь оказывается, что он душит себя долгами. А здесь, в Исландии, долг слишком велик. Мы превысили кредит, мы должны выступить первыми. Но потребуется время, чтобы люди это поняли. Вот почему нам нельзя попадаться. Мы должны быть на свободе в течение ближайших лет, чтобы довести революцию до ее победного завершения.
Бьёрн терпеливо наблюдал за спорящими. У него не было революционных взглядов. На какое-то время эта идея показалась заманчивой, но по-настоящему он хотел лишь, чтобы мерзавцы, разорившие его страну, получили по заслугам. Не все, это невозможно, но достаточное их количество, чтобы всем стало ясно.
— Это возвращает нас к Харпе, — сказал Исак. — Нам нужен более надежный план действий.
— Какой? — спросил Бьёрн. — Уж не предлагаешь ли ты ее убить?
Исак уверенно смотрел в глаза Бьёрну.
— Конечно, не предлагает, — сказал Синдри. — Так ведь, Исак?
— Не предлагаю.
— Она совершенно невиновный наблюдатель, — сказал Бьёрн. — Джулиан Листер заслуживает смерти. Оскар ее заслуживал. Даже Габриэль Орн заслуживал. Но Харпа нет.
— Конечно, нет, — решительным тоном проговорил Синдри. — Давайте будем разбираться с этим после того, как покончим с Ингольфуром Арнарсоном.
Из «Жемчужины» договорились уходить по одному. Бьёрн ушел первым, у него были дела.
Синдри с Исаком смотрели на аэродром и на океан за ним.
— Ты же понимаешь, что нам нужно что-то делать с Харпой, — продолжал настаивать на своем Исак. — После того как он одурманит ее и куда-то увезет, она не будет молчать.
— Может быть, будет.
— Нет. Ты знаешь, что не будет.
— Исак, убивать ее нельзя. Бьёрн прав. Она невиновна. Я могу убедить себя в том, что убить Оскара или Джулиана Листера необходимо, что они заслуживают смерти. Но Харпа нет. Она, как говорится, не при делах.
— Синдри, все было бы прекрасно, если бы дела обстояли так, но ты знаешь, что они обстоят по-другому. Чтобы революция была успешной, ее вожди должны быть безжалостными. Ты это знаешь. Ты читал историю. Ленин, Троцкий, Мао, Че Гевара, Фидель Кастро, даже Африканский национальный конгресс в Южной Африке. Иногда, чтобы революция победила, должны погибать невиновные. Конечно, нужно сводить количество этих смертей к минимуму. Но отказываться от них нельзя. Если отказываешься, ты тем самым действуешь в ущерб народу.