Лайза посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на юных футболистов. Я ждал ответа, но она молчала.
— Тебе не следует прислушиваться к словам Эдди. Он меня ненавидит. Да он и себя ненавидит.
— Может быть, Эдди видит мир более четко, чем я.
Спокойствие, которое я с таким трудом пытался сохранять, мгновенно испарилось.
— Лайза, ты меня знаешь. Я твой муж, и я тебя люблю. Ты же прекрасно понимаешь, что я не способен убить твоего отца!
— В таком случае как в нашем доме оказался револьвер? — спросила она, подняв на меня полные слез глаза.
— Не знаю, — с отчаянием ответил я. Лайза отвела взгляд.
— Попробуй рассуждать рационально, — продолжал я. — Тебе в последнее время пришлось много страдать, но нельзя же полностью терять чувство реальности.
— Напротив, — процедила она сквозь стиснутые зубы, — я вела себя весьма рационально. Даже чересчур. Ты прав, нам пришлось пережить ужасные события. И они еще не кончились. Взглянем на факты, Саймон.
Теперь она заговорила очень быстро:
— Во-первых, ты последний, кто видел папу живым. Ты был с ним примерно в то время, когда он умер. Во-вторых, ваши отношения в последнее время заметно ухудшились. Вы поссорились. В-третьих, отца убили из револьвера, а ты умеешь обращаться с оружием. И в-четвертых, — она посмотрела на меня с вызовом, — я нашла этот револьвер в нашем доме.
— Но это ничего не доказывает! И вообще, зачем мне его убивать?
— Не знаю. Тебе для продолжения судебного процесса нужны пятьдесят тысяч фунтов. Теперь эти деньги у нас есть.
— Перестань!
— Хорошо, пусть дело не в этом. Но, может быть, ты завел роман с Дайан, папа об этом узнал, и ты хотел заставить его молчать и вдобавок прихватить его деньги.
— Но это же полная чушь! У меня ни с кем нет никаких романов. Неужели ты мне настолько не доверяешь?
— Ничего я не знаю, — пробормотала Лайза.
— Ну хорошо. Допустим, ты права. Но неужели я, по-твоему, настолько глуп, что способен спрятать орудие убийства у себя дома, где полиция без труда может его обнаружить?
— Об этом я тоже думала, — ответила Лайза. — Когда полиция на прошлой неделе обыскивала дом, револьвера там не было. Вполне возможно, что ты на время припрятал его, чтобы потом найти более удобное место.
— Но это же полная бессмыслица. Наверняка его кто-то нам подкинул.
— Кто же? Полиция? Револьвер находился в пластиковом пакете английской фирмы «Бутс». Неужели ты веришь, что сержант Маони слетал в Англию, чтобы прикупить этот деодорант?
Мне удалось снова взять себя в руки.
— Это ничего не доказывает, — повторил я.
— Да, это всего лишь гипотеза, — сказала Лайза. — Но гипотеза вполне обоснованная. Я буду исходить из нее, пока ты не докажешь ее несостоятельность.
— Но это же не научный эксперимент, Лайза. Речь идет обо мне. О нас!
— Знаю, — ответила она. — Но, как ты сказал, я должна рассуждать рационально. И в том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, ничего иного предложить тебе не могу. Ты не представляешь, что творится у меня на душе, в какую тьму я погрузилась, как мне хочется выть и выть. Однако, как ты правильно заметил, будем вести себя рационально и займемся проверкой моей гипотезы. Ты можешь доказать, что не убивал папу?
— Нет. Но я и не должен тебе ничего доказывать. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.
Лайза посмотрела на меня. Ее глаза снова наполнились слезами.
— Но я не уверена в том, что знаю тебя, Саймон. Боюсь, мне неизвестно до конца, что ты собой представляешь.
— Но мы же муж и жена!
— Да. Но как давно мы знаем друг друга? Всего лишь два года. Я не знаю, кто ты и откуда появился. Я всего лишь раз побывала вместе с тобой в твоей стране, и это было просто ужасно! Мне известно, что ты происходишь из какой-то важной семьи, но это меня не успокаивает. Я знаю, что ты умен и способен многое держать в себе. Однако мне как раз и не известно, что ты в себе носишь.
— Но это же чушь!
— Вовсе нет, — спокойно продолжала Лайза. — Конечно, тот Саймон, которого я полюбила и за которого вышла замуж, не способен завести романчик с другой женщиной или убить моего отца. Но существовал ли когда-либо тот Саймон? — Она вытерла рукавом глаза и нос.
Мне хотелось ее обнять, но я понимал, что это будет совершенно бессмысленный жест. Я надеялся опровергнуть ее рассуждения, но и в этом, судя по всему, не было смысла. Как можно доказывать, что ты и на самом деле тот, каким кажешься?
— Возвращайся, — сказал я. — Возвращайся, пожалуйста.
Лайза тяжело вздохнула и печально покачала головой.
— Нет, Саймон. Нет, — промолвила она и, поднимаясь, добавила: — Мне пора на работу.
Я стоял на краю импровизированного футбольного поля и наблюдал, как ее слегка сгорбившаяся фигурка исчезает в дверях «Бостонских пептидов».
В офис я возвратился пешком, прошагав пару миль по Кембриджу, затем по мосту через Чарлз-ривер и, наконец, по парку Коммон. Утро было серое и холодное. Резкий порывистый ветер гнал по реке рябь и кружил холодными вихрями на узких городских улицах.
Я снова и снова проигрывал в уме нашу беседу. Я не мог прочувствовать то, что пережила в последние дни Лайза, но слышал ее слова, видел, как она страдает и измотана. Я понимал, что стал для нее частью того черного мира, в котором она вдруг оказалась.
Когда я, миновав оживленные торговые улицы центра, подходил к своей конторе, часы церкви на Парк-стрит пробили двенадцать.
Я не замечал сновавших мимо меня людей. Гнева я не чувствовал, лишь пустота и ощущение полного одиночества. Так чувствуют себя пережившие полный крах люди. Мне казалось, что мои ноги налились свинцом. Я все еще не мог поверить, что Лайза вот так запросто смогла от меня уйти. Но она сделала это. Мне было невыразимо тяжело думать, что она считает меня убийцей своего отца. В этом мире для меня не было ничего более драгоценного, чем ее любовь. Мысль, что любовь переродилась в ненависть, причиняла мне чудовищные страдания.
Несмотря на все старания, я все же ухитрился развалить семью. Даже мой отец смог удерживать маму рядом с собой более полугода!
Итак, Лайзе хочется проверить свою гипотезу? Что ж, я опровергну все домыслы и докажу свою невиновность!
Может быть, поговорить с сержантом Маони? Ведь, в конце концов, поиски убийцы Фрэнка входят в круг его прямых обязанностей. Нет, эта идея никуда не годится. В данный момент я являюсь его основным подозреваемым, и мне вряд ли удастся убедить его искать кого-то. Ни в коем случае нельзя сообщать ни ему, ни кому-либо другому о револьвере. Если бы Лайза, потеряв голову, не выбросила оружие, то можно было бы отнести револьвер в полицию в надежде, что столь честный акт — или, скорее, связанная с ним экспертиза — поможет снять с меня подозрения. Однако необдуманный поступок жены поставил меня в еще более сложное положение. Нет, на Маони в деле раскрытия преступления полагаться невозможно.