Йитс, [25] Оден, [26] Теннисон. [27] Однако еще на трех полках стояли книги поэтов, о которых я даже не слышал.
Естественно, здесь же на столике помещался компьютер. Повсюду были развешаны абстрактные картины, одна из стен, целиком занятая огромным полотном Джэксона Поллока, [28] являла собой совершенно фантасмагорическое зрелище.
Я вернулся на кухню. На столе стояла уже початая бутылка.
— Попробуйте глоточек, — предложила Рейчел.
Я плеснул в бокал, глотнул и чуть не поперхнулся, темно-коричневая жидкость необыкновенной крепости обожгла горло. Господи, и как только Рейчел, употребляя это зелье в таких количествах, ухитряется не мучиться головной болью!
Ужинали мы за небольшим столиком, приставленным к стене в гостиной. Спагетти были хороши, и соус к ним оказался на удивление вкусным. После ужина мы проговорили до той поры, пока в комнату не прокрались летние сумерки. Я поинтересовался у Рейчел, что это за незнакомые мне поэты, чьи сборники занимали полки.
— Ах, эти! Они все американцы. Я их очень люблю, — смущенно призналась она.
— Вот уж никогда бы не подумал, что вы зачитываетесь поэзией.
— Вовсе нет.
— Да ладно! — усмехнулся я. — Иначе бы эти книги не стояли у вас в шкафу.
— А вы увлекаетесь поэзией? — спросила Рейчел.
Я собрался было ответить утвердительно, но обманывать ее мне не хотелось.
— Я в ней ничего не понимаю, — чистосердечно признался я. — Когда читаю стихи, вижу одни слова, а их музыку мой мозг почему-то не воспринимает.
— Попробуйте читать вслух, — посоветовала Рейчел. — Поэзию надо не читать, ее надо слушать.
— Так почитайте!
— О нет, что вы!
— Почитайте, — настаивал я. — А я послушаю. Обожаю слушать.
— Ладно, — еще больше смутилась она и пошла к книжным шкафам.
Достала пару томиков, уселась на пол, поджав под себя ноги, и принялась читать. Я сидел в кресле, слушал и разглядывал ее с новым интересом.
Сначала были стихи какого-то Джеймса Райта. Речь в них шла о самых простых вещах — человек в гамаке, пара индейских пони. Читала Рейчел великолепно. Ее низкий хрипловатый голос с мягким шотландским акцентом изумительно передавал настроение каждого стихотворения. Было видно, что она читала и перечитывала их много раз, и сейчас выделяла те детали, которые случайный читатель просто бы не заметил.
Потом Рейчел открыла другой томик. Я уже не улавливал смысла слов, только упивался ее мелодичным голосом. На ее лице играли золотистые блики от желтоватого света лампы. Темные глаза, перебегающие со строчки на строчку, мерцали загадочными искрами. Узкая ладонь время от времени поправляет падающие на лицо темно-каштановые волосы.
Словно завороженный, я не мог отвести от нее восхищенного взгляда.
Ветер неистово бил мне в лицо, обрушивал на набережную высокие пенящиеся волны. Утро выдалось серым и холодным. Я зябко поежился и поглубже засунул руки в карманы куртки. В голове у меня царило полнейшее смятение.
В Керкхейвен я вернулся после полуночи и почти не спал. До половины шестого ворочался в постели, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. Потом не выдержал, встал, натянул на себя одежду и вышел, миновав закопченные руины сгоревшей мастерской, к песчаному пятачку на берегу моря.
Накануне я провел с Рейчел чуть ли не весь день и за эти часы, кажется, сумел узнать ее лучше, чем за все время нашего знакомства. Она меня совершенно очаровала. Находиться в ее обществе — значило общаться с другим человеческим существом так, как мне еще никогда не приходилось. И только теперь я начал осознавать, как она красива. Красота ее была тщательно упрятана под многослойной защитной броней. Мешковатые свитера, отсутствующий неприступный взгляд на совещаниях, бесконечные бдения за компьютером. Однако вчера вечером моим глазам предстала обворожительная женщина с изящной фигурой, пышной гривой темных волос, чистой золотистой кожей, с открытой улыбкой и этими бездонными карими глазами, которые умели выразить любое движение души, светились умом и пониманием.
Я испытывал непередаваемое ощущение, будто стремительно скольжу в нечто неизведанное, и это меня взбудоражило и пугало одновременно.
Я брел по берегу, уворачиваясь от жадных языков волн, нетерпеливо набрасывавшихся на желтоватый песок пляжа. Господи, что я делаю? О чем это я думаю? Да, Рейчел, возможно, пленила и заинтриговала меня, но она же мне совершенно чужой человек. Она часть того ирреального мира, в котором я очутился с месяц назад, мира, окутанного неярким светом скупого северного солнца, мира устройств виртуальной реальности, мира, где я столкнулся с убийством и взялся управлять компанией, которая будет стоить либо сотни миллионов, либо ни единого пенса. В последнее время на мою долю выпало много тяжелых испытаний. Я стал утрачивать способность видеть вещи в их истинном свете.
Надо взять себя в руки, вспомнить, кто я такой на самом деле — преуспевающий перспективный молодой агент из компании «Харрисон бразерс», с блестящими видами на будущее.
У меня очаровательная подруга. Наладить с ней прочные и безоблачные отношения стоило мне года тяжких усилий. Не спорю, несколько последних недель были для нас нелегкими, однако в основном по моей вине. Это же я открыл кишащий змеями ящик, что называется «Фэрсистемс». Я полностью доверял Карен и знал, что и она верит мне. Предам это ее доверие — перестану себя уважать. Подобной глупости допускать нельзя.
Надо дать понять Рейчел, что между нами ничего не было. И быть ничего не может.
* * *
В десять я позвонил Карен. Ее сонный голос звучал необыкновенно сексуально.
— Прости, что разбудил, — извинился я. — Почему-то подумал, что ты уже встала.
По воскресеньям лично я мог запросто не подниматься с постели до одиннадцати часов, но Карен обычно в восемь была уже на ногах.
— О, Марк, доброе утро. Ничего страшного, просто сегодня решила поваляться подольше, — ответила она с едва уловимым напряжением в голосе.
— Это чем же ты занималась вчера вечером? — поинтересовался я.
— Ничем, — отрезала Карен, в ее тоне послышалось раздражение. — Сидела дома, смотрела телевизор. А почему ты спрашиваешь? Ты меня проверяешь, что ли?