К циркуляру прилагался также проект заявления акционеров об отказе от права на уведомление о созыве внеочередного общего собрания не менее чем за двадцать один день. Это предложение объяснялось тем, что вне зависимости от исхода собрания подобное промедление компании может только навредить.
Я пригласил к себе в кабинет Рейчел и Уилли, попросив последнего захватить с собой уставные документы нашей компании.
Показал им факс. Уилли, с лица которого в последнее время не сходило выражение мрачной озабоченности, совсем приуныл и, похоже, окончательно пал духом.
— Он что, действительно может так поступить? — недоверчиво хмыкнула Рейчел.
Я перевел взгляд на Уилли и вопросительно поднял брови.
Он торопливо зашелестел бумагами.
— Думаю, может, — не поднимая глаз, кивнул Уилли. — В прошлом году, когда мы первоначально выставляли акции на открытые торги, нам пришлось внести в устав некоторые изменения. Они наделяют директоров без определенных обязанностей правом созывать внеочередное общее собрание для смещения исполнительных директоров в том случае, если действия последних, по их мнению, наносят ущерб интересам акционеров.
Он нашел нужную страницу, быстро просмотрел ее и ткнул пальцем в один из абзацев.
— Вот, смотрите сами.
— А зачем понадобилось еще вот это приложение?
— Дело в том, что формально о проведении внеочередного общего собрания надлежит оповещать не менее чем за двадцать один день до его созыва. В данном случае Соренсон и Янг просят акционеров согласиться на сокращение этого срока до шести дней. Однако если достаточное их число станет против этого возражать, придется выждать положенные три недели.
У меня мелькнула мысль воспротивиться добровольному нарушению установленной процедуры, но я ее тут же отверг. Соренсон прав. Чем скорее будет покончено с неопределенностью в управлении компанией, тем лучше.
— Ну, шесть так шесть, — согласился я. — И что должно произойти на собрании?
— Предложение вынесут на обсуждение акционеров, после чего оно будет поставлено на голосование. Для его принятия достаточно простого большинства. Естественно, за подавляющую часть держателей акций будут голосовать уполномоченные ими по доверенности лица.
— Значит, если за меня подадут чуть больше половины голосов, я останусь на своем посту?
— Совершенно верно, — подтвердил Уилли. — У меня есть список основных акционеров. Принести?
Я кивнул, и Уилли поспешно вышел.
— Да, скверно, — взглянув на Рейчел, произнес я. — Туго мне придется.
— Рада, что вы не сдаетесь, — слабо улыбнулась она.
— Я не меньше вас хочу сохранить самостоятельность компании, — сказал я.
Вернулся Уилли со списком акционеров, который выглядел следующим образом:
Марк Фэрфакс — 23,75%
Д-р Джеффри Фэрфакс — 20,0%
Уолтер Соренсон — 4,0%
Карен Чилкот — 3,75%
Рейчел Уокер — 3,5%
Дэвид Бейкер — 2,0%
Уильям Дункан — 1,0%
Сотрудники «Фэрсистемс» — 2,0%
Прочие — 40,0%
Итого — 100%
— А об этих нам что-нибудь известно? — поинтересовался я, указывая на графу «Прочие».
— Не так уж много, — ответил Уилли. — Хотя сейчас, конечно, мы знаем, что у Дженсона на руках есть пять и семь десятых процента наших акций. Остальные — темные лошадки.
— И самая темная среди них Фрэнк Хартман, — пробормотал я.
— Это еще кто? — удивился Уилли.
— Один скользкий тип, который собирает акции «Фэрсистемс». Ладно, давайте прикинем шансы.
Я взял лист бумаги, провел вертикальную черту посередине, вверху слева написал «Продавать», справа — «Не продавать».
Соренсона, Бейкера и «прочих» я поместил в колонку «Продавать». У меня не было сомнений в том, что Вагнер станет настоятельно рекомендовать всем своим клиентам немедленно продать компанию. Не видел я и причин, по которым Дженсон, Хартман и им подобные держатели акций захотели бы поступить по-другому.
В столбец «Не продавать» я занес себя, Рейчел, отца и Карен.
— Запишите сюда же сотрудников «Фэрсистемс», — предложила Рейчел.
— Вы уверены?
— Они будут за вас, вот увидите, — настаивала Рейчел.
— Ладно. А вы как, Уилли?
Уилли пришел в невероятное смущение.
— Ох, даже сам не знаю, Марк. То есть мне хотелось бы вас поддержать. Но Уолтер прав, с наличностью у нас совсем плохо. И тянуть с продажей компании очень, очень рискованно. Так что просто не знаю…
Я взглянул на него и понимающе усмехнулся. Трудно было ожидать, что Уилли остановит свой выбор на крайне рискованном решении. К тому же он лично мне ничем обязан не был. И я вписал его имя в колонку «Продавать».
Он заметил это, смутился еще больше, однако возражать и останавливать меня не стал.
Рейчел произвела в уме некоторые подсчеты и вздохнула с видимым облегчением.
— Все в порядке! Сорок семь процентов за продажу и пятьдесят три против.
Эх, мне бы ее уверенность!
— Все будет зависеть от него, — указал я на строчку, где значилось имя отца.
— Но уж он-то вас точно поддержит! — воскликнула Рейчел. — Он всегда был против продажи компании.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением протянул я. — Отношения у нас непростые. К тому же он склонен прислушиваться к мнению Соренсона. Придется с ним поговорить.
— Обязательно поговорите. Если он займет нашу сторону, мы победили, — с надеждой сказала Рейчел.
Они вышли из кабинета. Стремление Уилли сохранить свой нейтралитет меня нисколько не задело. Для финансового директора оно вполне логично. А в поддержке Рейчел я не сомневался ни на йоту.
Вот насчет позиции отца такой же уверенности у меня не было. Если он не выступит на моей стороне, половины голосов мне не набрать.
Я не откладывая позвонил отцу. Он действительно накануне вечером разговаривал с Соренсоном и согласился с тем, что компанию необходимо продать. Выразил сожаление по поводу моего предстоящего отстранения от должности, судя по всему, искреннее. Я предложил встретиться. Он ответил, что я могу сколько угодно пытаться его переубедить, однако толку от этого никакого не будет. Тем не менее мы договорились о встрече на следующий день в двенадцать часов в «Кингс-Армс» в Оксфорде.
Днем мне позвонил Соренсон. Заявил, что против меня лично ничего не имеет, но как председатель совета директоров обязан действовать в интересах акционеров. И если я передумаю относительно продажи компании, он будет только рад рекомендовать собранию оставить меня на моем посту. Я отвечал спокойно и вежливо, однако твердо сказал, что придерживаюсь своей прежней точки зрения.