– Экий ты, касатик, прыткий, ну прям егоза, – огорчилась фурия и выплюнула «беломорину». – Нет бы посидеть рядком, поговорить ладком. А то сразу быка за рога, тёлку за вымя. Ладно, внимательный ты наш, вот бери, здесь положено, как обещано. Пока несла, чуть пупочек не развязался. – И она придвинула к ногам Песцова свой саквояж, оказавшийся неподъёмным. – А тару взад попрошу. И без проволочек.
– Значит, наложено, как обещано? – Песцов сдвинул древнюю застёжку, глянул и внутренне обомлел.
Вот тебе и старая кикимора в погребальных ботах «столько не живут». С прохудившимися сфинктерами, зато в сумке – лимон. Да уж, полна чудес великая природа…
– А теперь, касатик, слушай внимательно и запоминай, – веско проговорила старуха и вытащила свежую папиросу. – Для проведения акции понадобятся три транспортных средства уровня «Жигулей» и три незасвеченные точки, желательно в спальных районах. Надо организовать это за три дня, строго к четвергу. Все дальнейшие инструкции потом, при следующей встрече. Впредь ко мне обращаться без всяких там «уважаемых», просто по имени-отчеству: Надежда Константиновна. Ну всё, касатик, бывай, не чихай, не кашляй. И про сумочку мою не забудь, верни. Бывай.
С важностью закурила, сплюнула, поднялась и, зловеще постукивая по дорожке палкой, сгинула там же, откуда появилась, – за чугунным Петром. Остались запах тухлятины, сумка с миллионом долларов и ощущение комикса для дебиловатых подростков.
– А как у нашей бабушки, бабушки-старушки… – Песцов подхватил саквояж, вскочил, отбежал глотнуть свежего воздуха, – семеро разбойников отобрали честь… Бедняги… – Вытащил ручку «Паркер», она же индикатор излучений, нажал на кнопочку, довольно хмыкнул. – Оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова…
Потряс сумку, чтоб плотней улеглось, глянул по сторонам и пошёл к машине. Сел, пустил мотор и, уже не торопясь, в спокойной обстановке всё-таки обнаружил в саквояже трёх «жучков». Да, Надежда Константиновна была ведьмой ещё той. И тоже, видимо, число «три» уважала…
Жил Краев на Московском проспекте, в двухкомнатной коммуналке. Собственно, изначально квартира была папина, мамина и его. Он учился классе в пятом или в шестом, когда квартиру этажом ниже заняли новые жильцы. Соседка пришла знакомиться, и Олежек, в тот момент находившийся дома один, доверчиво пустил её на порог. «Ка-акие хоромы! – восхитилась она, словно у неё были не точно такие же. – Смотри, мальчик, вот помрут твои родители, и тебя немедленно „уплотнят“…»
Да уж, странным образом Господь привешивает некоторым людям языки. Вот покупает радостный человек охапку цветов, и обязательно рядом возникнет такая же тётка, чтобы осведомиться: куда столько берёшь, на похороны небось?..
Возможно, жиличка с нижнего этажа не понаслышке знала, как это, когда «уплотняют». Не исключено, что она даже считала, что этак по-доброму, по-житейски предупредила Олежку… Он закрыл за ней дверь, мысленно желая соседке застрять в лифте, облиться кипятком и утонуть в унитазе. Взрослые почему-то считают, что дети по природе своей легкомысленны и быстро всё забывают; не наше дело выяснять, так оно по статистике или не так, скажем только, что Краев этого разговора не забыл.
Всего через год он лишился отца, и квартира стала мамина и его. А ещё через десять лет – его и жены. Потом жена потребовала развода, отсудила одну из комнат и продала.
С соседкой Краев не здоровался до сих пор…
Впрочем, грех роптать, с подселенцами ему повезло.
– Тома-джан, привет! – Краев набрал в ковшик воды, поставил на огонь. – Рубен не звонил, когда будет?
Кинул лаврового листа, добавил перца, вынул из морозильника импортные по рецептуре пельмени. И для начала прямо в пакете грохнул их об пол, чтобы никакого там коллективизма. Не то чтобы он был классическим холостяком, который не любит и не умеет готовить. Просто в холодильнике у него в последнее время слишком часто вешалась мышь… а кушать очень хотелось, и не в отдалённом светлом будущем, а прямо сейчас.
– Скоро придёт, – улыбнулась соседка. – Слушай, у меня тут плов поспевает, где-то через полчаса будет готов. Прячь-ка ты свои пельмени обратно!
Когда-то, надо думать, она была красавицей, стройной, большеглазой, грациозной, как лань. Сейчас – всего-то чуть за тридцать, а уже морщины, седина, усталый взгляд… Взгляд женщины, слишком много испытавшей и давно не верящей в чудеса.
Краев самым серьёзным образом прислушался к своему организму. И констатировал, что ещё полчаса ради Томкиного плова – с трудом, но всё же протянет.
Из чугунного казана уже веяло невыносимо вкусными ароматами, и, словно на запах, в прихожей появился Рубен. Работал он без графика, и притом в соседнем дворе, так что имел обыкновение обедать дома.
– Барэв, барэв, сирели… [60] Пламенный, революционный, от рабочего класса!
Рубен был высокий брюнет с интеллигентным лицом и манерами падишаха в изгнании. Только глаза были такие же потухшие и усталые, как у жены. А какими им, спрашивается, ещё быть?..
Жили-были в советском городе Баку он и она. Неправдоподобно молодой профессор-историк – и дипломница гуманитарного института. Корифей науки армянин – и азербайджанская красавица-студентка. Да уж, нет повести печальнее на свете, если кто понимает. Родня с обеих сторон рыдала, рычала, топала ногами, изображала Монтекки и Капулетти, грозила всеми карами и несчастьями. Всё стало совсем плохо, когда заполыхал Карабах и в Баку пошли армянские погромы. Горе народу, способному пойти на поводу у националистов! Горе родственникам, которые оказались только способны шпынять беззащитных влюблённых, а вот встать рука об руку и отвадить погромщиков, как сделали в некоторых старых кварталах, – кишка оказалась тонка… Голодный специалист по древним цивилизациям и его беременная ассистентка смешались с толпами беженцев… Вволю помотав по стране, круговорот судьбы занёс их на север, и в городе трёх революций Рубену крупно повезло. Он встретил знакомого. Своего бывшего студента и перспективного ученика, ныне – владельца автобизнеса, сумевшего прижиться и крепко пустить корни. Понемногу оформились и прописка, и жильё, и постоянная работа… Кандидат наук трудился подручным маляра, возился со шпаклёвкой, шкуркой и лейкопластырем. Зарабатывал хлеб – без икры, но иногда с маслом…
…Рубен оперативно помылся, обиходил бороду, причесал усы и, вновь сделавшись похожим на падишаха, вошёл на кухню, к столу. Правда, доводилось ли падишахам благоухать мылом, ацетоном и дезодорантом, о том древняя история умалчивает.
– Уж мы «Мерсюк» один красили-красили… – с застенчивой улыбкой извинился Рубен. – И так и этак, и с тройной проявкой… [61] Ещё десять тысяч слоёв – и будет как новый!