— Карета подана! — громогласно объявил он. И подмигнул Звягинцеву: — Видишь, Сергей, опять свиделись! А ты прощался! — сержант захохотал. У него было отличное настроение. И Звягинцев улыбнулся. Он тоже был доволен: все шло без сучка, без задоринки.
— Товарищи понятые, спасибо, можете быть свободны! — объявил он. И повернулся к очкарику: — А вам, Петр Семенович, придется проехать с нами до окончательного выяснения!
— Да что тут выяснять! — возмутился пенсионер. — Мне домой давно пора! Я буду жаловаться!
— Ничего, это ненадолго, — успокоил Сергей. — Как раз и пожалуетесь, если захотите. А потом мы вас и домой отвезем…
— Ага, щас! — довольно громко сказал водитель. — Нам как раз на это дармовой бензин выдают…
С короткой остановкой у магазина они отвезли приунывшего Иванова в отдел, Звягинцев поместил его в «аквариум», [8] а сам отправился на третий этаж, в экспертную группу.
Игорь Коняев в синем халате задумчиво ел яблоко. На столе перед ним стояли женские туфли на «шпильке». Туфли были перепачканы грязью. Рядом лежали два складных ножа.
— Ну? — встретил он участкового вопросительным взглядом. — Я все дела отложил, тебя жду.
— На, держи, — Звягинцев протянул бутылку коньяка, и она мгновенно исчезла в столе. Потом вынул из кармана полиэтиленовый пакетик с черными цилиндриками.
— А вот патроны!
— Молодец, люблю конкретных людей!
Коняев взял лупу, осмотрел капсюли, покачал пальцами пули. Потом достал бланк, написал несколько строк, размашисто расписался.
— Справка готова! — торжественно объявил он. — Изъятые патроны являются боеприпасами! Такой вот установлен юридический факт!
— Что и требовалось доказать! — улыбнулся Сергей и вставил документ под скрепку, схватывающую несколько листков серой бумаги, исписанных некрасивыми почерками, наверняка с орфографическими ошибками. Но это были не просто листки, это был проверочный материал по факту совершенного преступления. И орфографические ошибки дела не портили, зато могли испортить кому-нибудь жизнь и биографию.
Сергей вздохнул: очкастый гражданин Иванов еще не понял, что его ждет. Настроение снова ухудшилось.
От эксперта Сергей направился на второй, «начальственный этаж», постучал в высокую полированную дверь с табличкой «Видин А. А.»
— Сан Саныч, можно войти?
— Я тебя не вызывал, Звягинцев, — грубым голосом отозвался подполковник.
Он сидел за столом и что-то писал.
— Иди, работай, выполняй указание начальства!
Выставив перед собой исписанные листки как оправдание, Сергей просочился в кабинет.
— Сан Саныч, ваше указание выполнено, — сказал он. — Преступление раскрыто и задокументировано. Подпишите сопроводительную в следствие.
— Ну, и что ты там стоишь? Давай, показывай!
Звягинцев положил на начальственный стол листки с каракулями. Подполковник привычно пролистал их.
— Молодец! Быстро, четко, качественно. Даже не ожидал от тебя такого!
Сергей рассматривал носки своих запыленных туфель.
— Ну, и что ты молчишь? Ведь можешь же, когда захочешь… Ладно, иди в дежурку, регистрируй… А где задержанный?
— В клетке.
— Кто такой?
— Пенсионер из Батайска.
— А-а-а… А чего ты такой хмурый? — машинально спросил начальник МОБ, возвращаясь к своим бумагам.
— Совесть мучает…
Видин вскинул голову. В глазах его читалось изумление.
— При чем здесь совесть? Это наша работа! А совесть пусть тебя дома мучает! Ты меня понял? Материал хороший, качественный, следователь его оформит — и пролетит в суде сизым голубем!
— Мне от этого не легче. Он ведь ни в чем не виноват.
— Ну, и дурак! Запомни: мне ты ничего не говорил. Если не понял, то вполне можешь поменяться местами с этим пенсионером. Ты этого хочешь?
— Нет, товарищ подполковник. Не хочу…
— Вот и правильно. И помни: сначала работа, а потом все остальное. И главное: никаких сомнений в своей правоте — ты ведь представитель власти! Ты меня понял?
— Понял.
— Ладно. На сегодня можешь быть свободным. Иди, отдыхай. Завтра на работу к девяти часам.
Тяжело вздохнув, Звягинцев повернулся через правое плечо и вышел из кабинета. Но домой пришел поздно вечером и в лоскуты пьяный. На этой почве у него случился серьезный скандал с женой.
Зато на следующий день на работе он стал героем. Вначале Толян Ефимов подмигнул, дружески хлопнул по плечу.
— Шабанов сказал, ты хороший материал собрал, качественный!
Мучимый похмельем Сергей только плечами пожал.
Потом подполковник Видин торжественно объявил на оперативке:
— Обращаю внимание всех, что Звягинцев выполнил мое вчерашнее распоряжение и в течение нескольких часов сумел раскрыть опасное преступление на своем участке. Следствие возбудило уголовное дело, подозреваемый задержан. По итогам работы за квартал Сергей Викторович будет поощрен. Учитесь работать и использовать скрытые резервы!
У Звягинцева болела голова, но он был доволен. Сейчас сослуживцы ему искренне завидовали. Потому что он на некоторое время соскочил с кукана Водяного. Теперь очередной жертвой начальника станет кто-то другой.
— А вам есть над чем работать! — продолжил подполковник, и голос его набирал привычную озлобленность и силу. — У нас наблюдается снижение показателей по линии административной практики. В течение двух-трех дней необходимо исправить положение и составить десять, а лучше пятнадцать протоколов! Задача ясна?
— Да откуда взять столько протоколов, Сан Саныч? — жалобно спросил капитан Бобрин. Маленький, сухонький, с морщинистым лицом, он выглядел на все шестьдесят.
— Я на участке двенадцать лет, и каждый год составляю под двести протоколов: за пьянку, за мелкое хулиганство, за нарушение правил хранения оружия… А населения у меня четыре тысячи, считайте, больше половины я уже наказал! Иду, а на меня волком смотрят!
— А как ты хотел? — усмехнулся Видин. — Ты же представитель власти! Ты им не конфеты раздаешь и не пенсии прибавляешь!
— Так сейчас, говорят, участковых население выбирать будет, — уныло продолжал Бобрин. — Кто меня выберет, если я почти всех обидел?
— Выберут, не боись! У нас всегда кого надо, того и выбирают. А если с руководством отношения испортишь, тогда точно никуда не выдвинут. Наоборот — задвинут!
Бобрин опустил глаза и замолчал. Он избегал конфликтов, особенно с начальством.
— Сан Саныч, я уже и на всех внештатников протоколы составил, и на родственников, — неожиданно поддержал коллегу Волин. Видно, ситуация допекла его основательно. — Осталось на самого себя написать!