Однако миллионы советских людей не могли знать, что в этот субботний день в Кремле состоялось заседание расширенного Президиума Кабинета министров СССР под руководством самого президента Советского Союза. При этом на заседание прибыли четырнадцать руководителей союзных республик. Четырнадцать. Все, кроме Литвы, в которой отмечался траур по погибшим таможенникам. Обсуждалось прежде всего состояние финансов и денежного обращения в стране. Это был вопрос, касавшийся всех республик без исключения. Именно он и заставил приехать в Москву руководителей правительств Эстонии, Латвии, Молдавии, Грузии, Армении. Не говоря уже об участии всех остальных республик, готовых подписать Союзный договор. Павлов выступил резко и предельно жестко, в своей обычной манере. Он прямо сказал, что Союз находится на грани финансового коллапса. И на государственный бюджет будущего года будут давить долги в пятнадцать миллиардов долларов, которые нужно находить и платить, а также сильная девальвация рубля и уже набиравшая рост инфляция. Он обратил внимание на невозможность какой-либо республики, даже России, в одиночку решить подобные вопросы. И с этим все были согласны.
Необходимо установить минимальный и предельный срок для стабилизации ситуации, подготовив комплекс неотложных мер, призывал Павлов. Практически все выступающие поддержали его. Разбалансированность экономики была чудовищной. В некоторых городах уже все основные продукты продавались только по талонам. Кто-то сообщил о введенных талонах на одежду для христианских покойников и материю для умерших мусульман. Павлов вскипел и начал даже задыхаться. Тучный гипертоник, он сразу краснел, как только повышалось давление.
– Десять дней, – предложил премьер-министр, – у нас будет только десять дней, чтобы стабилизировать ситуацию.
– Валентин Сергеевич, – удивился Горбачев, – вы считаете, что десяти дней достаточно?
На заседаниях Кабинета министров он обращался к Павлову на «вы», тогда как в более узком кругу обычно использовал привычное «ты».
– Это даже много, – жестко парировал Павлов, – сегодня каждый день важен для нашей экономики.
– В таком случае создадим комиссию под руководством Валентина Сергеевича и поручим им в десятидневный срок подготовить комплекс мер по скорейшему оздоровлению ситуации, – сразу предложил Горбачев. – И эти меры нужно заслушать на ближайшем заседании... – Все присутствующие были уверены, что президент скажет «на заседании Президиума Кабинета министров с моим участием». Но вместо этого он сказал: – На заседании... Совета Федерации.
Павлов вскинул голову, снова наливаясь кровью, с трудом сдерживаясь. Получалось, что экономическая стабилизация лежала на его плечах, тогда как самого президента СССР подобное опасное развитие не интересовало. Не выдержав, он огрызнулся:
– Совет Федерации ничего не решает. Нужно проводить специальное заседание Президиума с вашим участием, Михаил Сергеевич.
– Мы вышли на подписание Союзного договора, – строго напомнил ему Горбачев, – и я думаю, что все собравшиеся здесь руководители прекрасно понимают, насколько важно своевременное подписание этого документа, который стабилизирует и наши экономические отношения. А вы доложите ваши соображения на Совете Федерации. Так будет правильно.
Павлов шумно задышал, но не стал больше спорить. Высказался он только тогда, когда они вошли в кабинет Горбачева:
– Михаил Сергеевич, я вас не могу понять. Как такое возможно? Вы сидите и слышите, что говорят руководители республик, видите, в какую яму мы попали, и предлагаете нам отчитываться на Совете Федерации перед этими безответственными болтунами. Они заболтают любую проблему, а нам нужны конкретные действия и ваши указы, чтобы остановить сползание нашей экономики в пропасть.
– Не нужно, Валентин, так все утрировать, – строго перебил его Горбачев. – Я сегодня вечером выступаю по телевидению с обращением к народам страны. Думаю, что они меня поймут.
– Вам нельзя уезжать в Крым, – продолжал упираться Павлов, – через десять дней нужно проводить повторное заседание Президиума Кабинета министров с вашим участием. Вы же видели, что сегодня приехали все, кроме Литвы. И все понимают, как это важно.
– Они приехали потому, что их не поддержал Буш, – возразил Горбачев, – и давай закончим эту ненужную дискуссию. В конце концов, ты у нас премьер-министр, тебе и карты в руки. Не хочешь докладывать в Совете Федерации, не нужно. Соберемся снова и обсудим этот вопрос сразу после двадцатого августа, после подписания Союзного договора.
Павлов вышел из кабинета, чувствуя, как его душит гнев. Придя к себе, он увидел, что его ждет Бакланов, который должен был согласовать с премьером вопросы финансирования сокращения межконтинентальных ракет. На подобные операции требовались огромные деньги.
– Олег Дмитриевич, я не совсем понимаю в последнее время Михаила Сергеевича, – признался Павлов. – Вы знаете, что мы сегодня обсуждали такой важный вопрос, как стабилизация финансового обращения в стране. И все республики, кроме Литвы, прислали своих представителей. А он создает комиссию под моим руководством и дает нам десять дней для отчета на заседании Совета Федерации. При чем тут отчет или этот Совет Федерации? Нам нужно срочно принимать чрезвычайные меры, чтобы спасать нашу экономику. А он собирается улетать в Крым и вернется только к двадцатому августа.
– Я знаю, – поморщился Бакланов, – мы ему советовали никуда сейчас не улетать. Завтра должен вступить в силу Указ Ельцина о департизации. Из ЦК звонил Шенин, спрашивал, что делать. К ним обращаются коммунисты. А Михаил Сергеевич едет в Крым отдыхать.
– Ни на каком заседании я больше выступать не буду, – разозлился Павлов. – Нужно принимать срочные меры, чтобы спасать страну, иначе мы просто погибнем. Придется объявлять суверенный дефолт, и тогда девальвация рубля будет такой, как в двадцатые годы в Германии. Надо сделать все, чтобы этого не допустить.
– Каким образом? – устало спросил Бакланов.
– Вводить чрезвычайное экономическое положение. Полностью отменить хождение иностранной валюты, обязать все учреждения и предприятия стопроцентно сдавать всю выручку государству, усилить контроль за топливно-энергетическим комплексом страны, заморозить все социальные и популистские программы, – начал перечислять Павлов.
– Это невозможно, – перебил его Бакланов. – Вы же сами понимаете, что это невозможно. В условиях, когда каждая республика сама верстает свой бюджет и еще объявляет о своем суверенитете. Вы же видели, что на переговорах с Бушем был Назарбаев. А еще Буш встречался с Ельциным и Кравчуком. Сейчас другие времена.
– Тогда мы не сможем исправить ситуацию, – твердо проговорил Павлов.
Вернувшийся в свой кабинет Бакланов долго думал, как ему поступить. Формально он был одним из высших руководителей страны – заместителем председателя Совета обороны при президенте СССР. Полномочий у него было гораздо больше, чем у вице-президента, а реальная власть почти такая же, как у премьер-министра. Он понимал, как прав Павлов, возмущаясь отъездом Горбачева в самый напряженный для страны момент. Понимал и возмущение Шенина, который все время напоминал о завтрашнем дне, когда Указ Ельцина о департизации вступит в силу на территории России. Бакланов поднял трубку прямой линии связи с президентом.