— Знает, где его место, — раздался голос Шурупа. — А я сразу подумал, что ему там лучше будет.
— Убивать его надо, — не унимался тем временем Геха. — Муха сказал, не должен этот человек жить! Ты же знаешь наши законы.
— Конечно, знаю, — негромко заговорил Джин. — Но разве так дела делаются? Ты же не хочешь за него сидеть. Одна маленькая глупость — и лишние пять лет…
«Неужели мое убийство — всего лишь маленькая глупость? — ужаснулся Константин. — Господи! Звери. И всего пять лет за это…»
— Вы, я вижу, парни, не в курсе, как здесь подобные проблемы решаются, — громом среди ясного неба раздались слова Шурупа. — Надо сделать так, чтобы он сам повесился.
— Как он сам повесится? — удивился Геха.
Шуруп прошел к кровати и сел. Селедин повернул голову и увидел пожелтевшие пятки в резиновых тапках.
— Ночью петлю на шею накинем, — стал объяснять он. — Один держать должен. Второй за ноги тянуть.
— Надо будет с коридорными договориться, — раздался голос дружка Шурупа. — Чтобы, если кричать станет, не совались.
— Да они и так ничего не услышат, — заверил Шуруп. — Я в этой камере уже одного удавил. Лет пять назад было дело. Заказ с воли пришел. Стукачок. Долго он не протянул — всего-то с пятой попытки…
— Только надо, чтобы все на своем стояли, — вновь подал голос дружок Шурупа.
— Утром сказать, что ночью все спали, — вновь перехватил инициативу разговора Шуруп. — А сейчас матрац порвем на полосы и сплетем удавку.
— Мы, что ли, будем плести? — с возмущением переспросил Геха. — Пусть сам плетет!
— Хорошо, — легко согласился Шуруп.
Селедин почувствовал, как под ним растекается что-то горячее.
— А ты-то чего, Шуруп, так печешься? — неожиданно спросил Джин. — Тебе какая от этого выгода?
— Никакой, — признался Шуруп. — Просто скучно.
— Скучно, — одними губами повторил Селедин и беззвучно зарыдал.
Он не помнил, сколько пролежал в одном положении, боясь шевельнуться. Чеченцы больше пока его не трогали. Они сидели и о чем-то негромко переговаривались. Селедину стало казаться, что остановилось время. Странное отупение и шум в голове мешали воспринимать действительность. Он знал, что сегодня умрет, но не мог в это поверить. «Может, броситься к дверям и начать стучать? — Неожиданная мысль его напугала. — Мне не дадут даже выбраться из-под кровати. Что же делать? Надо ждать. Вдруг меня еще вызовут? Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы за мной пришли! Господи, я виноват, каюсь! Бес попутал…»
Неожиданно раздался грохот открываемых дверей.
— Селедин, на выход!
Константин не поверил своим ушам. Неужели его мольбы были услышаны на небесах? Еще не веря своему счастью, он стал осторожно выбираться из-под кровати.
Халид встал и отошел в сторону.
— Живее! — поторопил надзиратель.
Селедин выпрямился.
— Что это? — нахмурился надзиратель. — Недержание?
— Энурез, — хохотнул кто-то.
— Надо было, чтобы он пол помыл! — спохватился было Шуруп, но умолк.
— Мне, что, вот так вот идти? — спросил Селедин надзирателя, однако тут же отругал себя за такой вопрос. Ну конечно! Хоть голышом. Только быстрее отсюда! Он пулей выскочил в коридор.
— Куда?! — удивившись его проворности, рявкнул надзиратель. — К стене!
Селедин послушно развернулся. Лязгнул засов.
— Вперед!
Константин двинулся по коридору. Странно, но отчего-то надзиратель даже не спросил, почему у него разбито лицо.
Игравший роль следователя Гусев поначалу предлагал Антону подождать результатов допроса в соседнем кабинете. А чтобы он там не скучал, обещал оставить включенным телефон и вывести речь на компьютер. Но Филиппов отказался и предложил другой вариант. Его приведут в кабинет якобы для очной ставки с Селединым. Однако Гусев стоял на своем: сначала он должен был вытянуть из Селедина все жилы, а уж потом провести очную ставку.
Когда вошел конвоир, Антон сидел в оперчасти и со скучным видом раскладывал на компьютере пасьянс.
— Вас просят… — Он замялся.
— Ну, что ты, Иванов? — откинулся на спинку кресла майор Егоров. — Рявкни, как положено: подследственный Филиппов, на выход!
Антон встал.
— А что? — рассмеялся майор. — Все по-настоящему должно быть. Надо в роль войти. Да и сам знаешь, — он вышел из-за стола. — От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Всякое может быть, поэтому привыкать надо.
— Сплюнь. — Антон постучал кулаком по крышке стола и сложил руки за спину. — Пошли.
Гусев уже объявил Селедину, что будет проведена очная ставка между ним и его подельником Филипповым. Поэтому однокашник не очень удивился, когда ввели Антона.
— Втянул ты меня, — усаживаясь напротив, усмехнулся Филиппов.
Селедин потупился.
— Не понял, — протянул Антон, глядя на мокрые штаны, и потянул носом воздух. — Ты что, обмочился?
— Гражданин Филиппов! — Гусев строго нахмурил брови и ударил ладонью по столу. — Прекратите сейчас же!
— Нет, ну вы посмотрите! — продолжал Антон. — И за этого человека я чуть не подписался…
— Не все такие, как вы, — уже более миролюбиво продолжал Гусев. — У Константина Игоревича это первый раз. Куда ему до вас? Пять ходок, две за разбой… И когда вы жить успеваете?
— Успеваем, — заверил Антон и снова посмотрел на Селедина: — Урод!
— Я попрошу не оскорблять моего подзащитного! — наконец возмутился сидевший у стены Туман.
Филиппов перевел на него взгляд и усмехнулся. На майоре был пиджак и галстук, на коленях — потертый портфель. Антон сразу узнал его. Этот раритет валялся у генерала в кабинете. Федор Павлович дорожил им — он приобрел его на второй день службы в ГРУ. Сейчас Туманов должен был изображать из себя адвоката, которого Селедину якобы наняла жена.
— Итак, назовите свою фамилию и имя. — Гусев выжидающе уставился на Антона.
— Ну, ты чего, начальник? — Антон посмотрел на Селедина. — Сколько можно одно и то же? Или ты думаешь, я в камере имя поменял?
— Отвечай! — поторопил Гусев и приготовился писать.
— Филиппов Антон Владимирович, — Антон назвал место и дату рождения.
Заполнив данные, Гусев приступил к очной ставке. Первый вопрос был адресован Селедину:
— Константин Игоревич, знаете ли вы сидящего перед вами человека?
— Да, конечно, — виновато пряча взгляд, кивнул Селедин.
— Назовите его.
— Антон…