Иван хотел было позвонить, потом вспомнил о тотальном отсутствии электричества, раздумал и решил постучать.
Его опередил женский голос, раздавшийся из глубины квартиры.
– Не заперто, заходите.
Женщина говорила тихо, но тишина в почти полностью покинутом доме стояла могильная, и голос был отчётливо слышен. Он принадлежал не Рите.
Скудин осторожно потянул дверь, шагнул через порог и двинулся знакомым путём на кухню. Он сразу увидел, что кухня больше не была тем местом, где происходили их с Ритой памятные посиделки. Картина, открывшаяся перед ним, вызывала мысли о ленинградской блокаде. А может, это были декорации к фильму из жизни после глобальной катастрофы?.. То ли ядерной, то ли экологической?.. На кухне было сравнительно тепло из-за горевшего там двухфитилькового керогаза. У стала сидела худенькая, коротко стриженная женщина с обесцвеченными волосами и не отрываясь смотрела, как закипает чайник. Отблески чадного пламени придавали её лицу, волосам и рукам оттенок благородной бронзы.
– Добрый вечер, Наташа. – Скудин встал в дверях, соображая, как вести разговор. – Я Иван. Вы меня помните? Мы с Ритой в больницу к вам приходили…
– Славный ты. – Женщина вдруг порывисто поднялась и, непонятно чему улыбаясь, положила Скудину руки на грудь. – Душегуб, правда… как все вы… кровь, кровь на тебе… Много крови вижу. – Она вернулась к столу и принялась суетливо вытирать ладони о полу жёлтого замызганного пуховика. – Теперь и мне отмываться придется… Долго, долго… А ты всё равно славный…
– Наташа, где Рита? – Хозяйка дома, хоть её и выписали из психушки как здоровую, явно была не в себе, и он разговаривал с ней ласково и осторожно, точно с маленьким больным зверьком. – Вы ведь помните – у вас есть подруга. Её зовут Рита… Наташа, где она?
А сам в который уже раз пожалел, что не занимался Наташиными истязателями лично. В подобных случаях Кудеяру становилось глубоко наплевать и на христианские добродетели, и на мнение каких-нибудь профанов, которые начали бы причитать, до чего он жесток, безжалостен, мстителен и аморален, а сердце у него покрыто длинной мохнатой шерстью. Плевать. Профаны любят порассуждать о ситуациях, в которые сами никогда не попадали – и, Бог даст, не попадут. А что сделает любая нормальная мать с выродком, поднявшим руку на её дитя? Будет кротко увещевать нелюдя – или схватит ближайшие вилы и… Вот именно…
– Ритка-то? А на кладбище она. – Наташа, привстав, сняла с керогаза вяло забулькавший чайник, улыбнулась и, подперев щёку ладонью, уставилась на огонь. – Тут вокруг скоро тоже будет кладбище, скоро, уже совсем скоро. Понял ты, славный?
– Понял. – «Господи… Маша… бабушка… Глебка… А теперь ещё и Рита в придачу…» Иван вытащил взятые у Гринберга деньги; достал свою визитную карточку. – Наташа, вот, возьмите пожалуйста… когда истратите, позвоните. Я ещё привезу. Чемодан ваш, между прочим, у меня сохраняется… в неприкосновенности…
– Ой, новенькие совсем! Хрустящие! – Наташа поднесла денежную пачку к носу, понюхала… и вдруг, разорвав бандероль, резко подкинула в воздух, к самому потолку. – Ой, сколько их! И летают! – Посмотрела, как купюры устилают затоптанный пол, и рассмеялась: – Нужны были тебе деньги там, где ты сегодня был? А он растет, каждую минуту, каждую секунду, я его слышу… Хорошо слышу… Скоро везде будет как там… везде… А про чемодан ты мне даже не напоминай… Ну его… слышать про него не хочу…
Выговорила она всё это тихим, будничным голосом, вполне рассудительно. Этакая сивилла в жёлтом пуховике, прорицающая у чадящего керогаза. Её слова производили бы впечатление полного бреда… если бы Скудин только что не вернулся из-за забора, за которым весь мир потихонечку съезжал набекрень. За забором, откуда, словно то самое дерьмо по стояку, собиралось стечь в нашу жизнь что-то зловещее и необъяснимое…
– Он? – Иван немедленно вспомнил «Её», о которой рассуждал Евтюхов. – О ком это вы?
Между прочим, волосы у неё были не обесцвеченные, а просто седые.
– Скучно с вами, все вы убийцы. – Наташино лицо вдруг задрожало, исказилось судорогой. Она закрылась ладонями и заплакала, жалобно, словно обиженный ребёнок. – Уходи, пожалуйста, мне руки надо мыть, а то Мойдодыр придёт, ругать будет Наташу… Надо, надо умываться по утрам и вечерам… а нечистым трубочистам…
Больше здесь делать было нечего.
– До свидания, Наташа. Я ещё загляну.
Она не ответила, и Скудин вышел на лестницу. Внизу хлопнула дверь, послышался нетрезвый голос: «Эй, на румбе-румбе-румбе, так держать!» – и в слепящем луче фонаря возник любитель аквариумной фауны с пятого этажа. По прозвищу Ихтиандр. Тот самый, чей таинственно треснувший аквариум устроил в Наташиной-Ритиной квартире узконаправленный потоп. Кудеяр помнил их первую, такую же случайную встречу. Тот раз Ихтиандр показался ему почти красивым – одухотворённое лицо подвижника своего дела, бережно прижатая к груди баночка с редкими рыбками… Иван ещё подумал тогда, что такие вот аквариумисты во время блокады своих рыбок последней крошкой подкармливали, возле тела в баночке согревали… А теперь? Бедолага пьяненько улыбался, сжимая в руке большую копчёную скумбрию, завернутую в газетку.
– Мы дьяволу морскому везём бочонок рому…
Иван мрачно решил, что уцелевших в тот раз тропических карасей Ихтиандр, должно быть, уже закоптил. И употребил. Знать в точности Кудеяру, право же, не хотелось.
Дома Скудин первым делом залез под душ, потом поужинал пельменями, которые всё ещё ему почему-то не надоели. Больше всего хотелось залечь в койку и побыстрей отключиться – желательно без сновидений. Однако прежде следовало сделать кое-какие дела. Скудин устроился на кухне, в очередной раз проклял себя за то, что так и не обзавёлся компьютером, и принялся методично писать фломастером объявления. «Отдам в хорошие руки породистых трёхцветных (трёхцветные – это обязательно к счастью!) крысят. Ласковые, общительные, едят абсолютно всё. Привезу, дам запас „Педигри пала“ и инструкцию по уходу. Мобильный номер такой-то…»
Когда возле правого локтя выросла пачечка исписанной бумаги, Иван снова оделся и сунул в карман тюбик «Момента».
– Остаёшься за старшего. Бди. – Он подмигнул Жирику, нахохлившемуся на торшере, включил на всякий случай сигнализацию и вышел из квартиры. Машинально глянул на часы…
Вместо времени суток и другой полезной информации маленький цифровой дисплейчик высвечивал замысловатую, хитро изогнутую спираль…
– Подожди часок, хорошо?
Виринея дружески улыбнулась молодому водителю, и тот расплылся в ответной улыбке:
– Нет проблем. Отдыхайте, пожалуйста.
Виринея элегантно (узкое платье, если уметь с ним обращаться, делает женщину потрясающе грациозной) выбралась из такси, остановившегося у казино «Монплезир». Водитель отъехал чуть-чуть в сторонку, чтобы никому не мешать, заглушил двигатель и блаженно закинул руки за голову. Он видел свою пассажирку впервые, но отчего-то ни на мгновение не сомневался, что, вернувшись из казино, она расплатится с ним честно и щедро.