– Кстати, заметь, – теща ввалилась в комнату, сразу заполнив ее собой, – на машине папы!
– Мама! – прикрикнула Ирина.
– Что «мама»?! – сорвалась на фальцет Анастасия Федоровна.
Матвей натянул футболку:
– Я разве на что-то претендую?
– Матвей, не обращай внимания. – Ирина осуждающе посмотрела на мать: – Мы, кстати, еще официально не развелись.
– Поступай как знаешь! – махнула рукой Анастасия Федоровна и вышла.
– Ключи от машины на столе в зале. Там же документы. – Матвей посмотрел на Иру: – Генеральная доверенность у тебя есть. Можешь хоть сейчас забрать. Там я ее немного помял…
– О чем ты говоришь? – смутилась Ирина. – Не нужна мне машина.
Матвей опустился на кровать:
– Как вы живете?
– А ты?
– Нормально, – он пожал плечами и оглядел спальню, словно впервые в ней оказался. – Не думаешь вернуться?
– Пока нет, – покачала головой Ирина и отвела взгляд в сторону.
– Скажи, – Матвей на секунду задумался, пытаясь сформулировать вопрос, – у тебя кто-то есть?
– Нет, – она покачала головой. Однако Кораблев понял, что это не так.
– Хорошо, – он зевнул, едва успев прикрыть рот ладонью. – Пойду умоюсь…
Когда Матвей вышел из ванной, женщин уже в квартире не было. Он прошел на кухню, заглянул в холодильник. Пусто. Взял бутылку минеральной воды, плеснул в стакан и выпил. Потом уселся на стул и задумался. Как ни крути, а придется искать не только работу, но и жилье. Эту квартиру он оставит жене и сыну. Иришка не сможет долго жить с матерью. Да и Анастасия Федоровна не успокоится, пока он здесь.
* * *
Катя открыла глаза. Сквозь щели в сарай заглядывало едва поднявшееся из-за горизонта солнышко. Жмурясь от удовольствия, она потянулась. Приятно зашуршало под покрывалом сено. Такой отдохнувшей и счастливой Катя себя никогда не чувствовала. А всего-то надо было уехать подальше от людей, в глушь, стряхнув с себя заботы сумасшедшего города. Только подумать, бабке почти девяносто лет! Живет себе здесь древняя старушка, вокруг, на многие километры, ни души, а ей хоть бы что. Радуется каждый день наступившему утру, собирает в окрестностях грибы и ягоды, доит козу Чернушку, кормит слепого пса Тумана, который сторожит все это хозяйство, полагаясь на слух и чутье.
Скрипнули двери.
– Катя! – негромко позвала Таня. – Просыпайся. Травка сейчас силу набрала. Есть такая, которую вовсе только утром, по росе, рвать можно.
– А ты где была? – нежась на душистом сене, спросила Катя.
– Так самовар помогла раздуть Авдотье.
Утро вступало в силу. Катя шла по двору босая, а душу переполняла радость, схожая с ожиданием непременного чуда.
«Может, оставить вот так вот все, квартиру, работу, заботы?.. Даже паспорт, – думала она. – Приехать сюда и поселиться у бабушки. Носить ей воду, козу доить. А когда помрет, остаться здесь вместо нее. Просто жить…»
Попив чаю, заваренного на душистых травах, и поев блинов, отправились по лугам. Оказавшись за руинами крайнего дома, Катя сняла кроссовки, немного постояла, дожидаясь, когда ступни привыкнут к шелковистой траве, и, жмурясь от удовольствия, пошла. Наблюдая за вылетающими из-под ног кузнечиками, она не могла надышаться чистым, наполненным ароматом луговых цветов воздухом. Над землей носились птички, где-то пел жаворонок, далеко в лесу куковала кукушка. Легкий ветерок шелестел в кронах берез. Казавшееся в городе жарким и агрессивным солнце здесь было ласковым и нежным.
– Поди сюда, – позвала Татьяна. Она опустилась на корточки у бурно разросшегося куста и что-то высматривала под ногами.
Катя присела рядом.
– Вот, смотри, – Татьяна осторожно выбрала среди травинок стебель с расположившимися звездочкой яйцевидными листочками и сорвала. – Это мелисса. Настой снимает одышку, понижает давление, устраняет боль в сердце и возбуждает аппетит.
Катя слушала затаив дыхание, стараясь не пропустить ни слова. Так, не спеша, они прошли через рощу, миновали поле. Время летело незаметно. К полудню пальцы на руках у Кати стали зелеными. От приятной усталости заныла спина.
– Утомилась? – спросила Татьяна.
– Нет, – соврала Катя.
Татьяна сдвинула висевшую на боку холщевую сумку на живот и уложила в нее траву.
– Пойдем на пруд.
– Ты часто сюда ездишь? – спросила Катя.
– Нет, – покачала головой Татьяна, глядя себе под ноги. – С прошлого лета не была.
– А как же здесь бабушка живет? – удивилась Катя. – Совсем одна.
– Так не живет она уже давно, – ответила Таня.
– Как это?
– Вот так, – она улыбнулась. – Не бойся. Пошутила я.
Тем не менее Кате стало не по себе. Шутка в этом глухом и забытом людьми месте показалась ей жестокой.
Они спустились к озеру. Над зеркальной гладью воды, в которой отражались росшие по берегу ивы и камыш, носились стрекозы. Рисовали круги водомерки.
– Красота! – Катя раскинула в стороны руки и задрала голову вверх. – Никогда такого не видела.
– Искупаться не хочешь? – спросила Татьяна.
– У меня купальника нет, – расстроенно сообщила Катя.
– Зачем он тебе здесь? – рассмеялась Татьяна и стала раздеваться.
Через минуту женщины вошли в пруд. Вода оказалась необычайно теплой.
– Как парное молоко, – грудным голосом проговорила Татьяна, провела ладонями от талии вниз по бедрам и присела. – Ой! Красота!
Катя оттолкнулась от дна и поплыла. Тихо смеясь, ее нагнала подруга и схватила за ногу.
– Не надо! – ужаснулась молодая женщина. – Я плохо плаваю…
Она попробовала встать. Но дно оказалось уже далеко. Стало не по себе. Внизу вода была ледяной.
– Хорошо! – выдохнула Татьяна и поплыла через пруд.
– Ты куда? – Катя испугалась. Сначала она попыталась догнать подругу, но потом повернула к берегу.
Выходя из воды, замерла. Показалось, будто закричал кто-то. Катя бросилась к одежде. Уже натягивая на себя футболку, неожиданно вскрикнула. По спине пробежал неприятный холодок. Одежды Татьяны на месте не было. Катя даже присела и потрогала место, где лежало платье подруги. Она отчетливо помнила, как та положила на траву свою сумку, потом сняла босоножки…
– Что за чертовщина! – Катя развернулась к озеру: – Таня, ты где?
Было тихо. Молодая женщина побежала вдоль берега. То и дело она останавливалась, складывала руки лодочкой у рта и звала подругу. Вскоре Катя обошла пруд по кругу. Не походило на то, чтобы Таня вышла из воды в другом месте. Это сразу бы бросилось в глаза. Ведь вдоль берега рос камыш и осока. Обязательно остался бы проход.