Новорождённое озеро отделялось от моря песчаной косой, как видно только что намытой. В одном месте косу уже прорвало. Жидкая грязь была всё же гуще воды, больше напоминая кисель, и свет, отлого лившийся из-за горизонта, давал рассмотреть на её поверхности круги вроде тех, что получаются в настоящем киселе, когда его размешивают ложкой. Только вместо ложки здесь было течение, кружившее противосолонь. Озеро неторопливо вращалось всё целиком, неся то, что притаскивали потоки. Сделав один или несколько оборотов, добыча неизбежно попадала в промоину и исчезала в беснующемся прибое. Какой силы достигало в этой промоине медлительное с виду течение, можно было судить по волнам. Они не могли прорваться в озеро, лишь вздымались на чудовищную высоту, с грохотом перемалывая всё, что в них попадало. Вырванные с корнем деревья… какие-то обломки…
…И целый дом, сорванный с подклета и унесённый то ли водой, то ли хоботом Змея! Конечно, сруб развалился и больше напоминал скверно сделанный плот, но то, что это был именно дом, рассмотреть ещё удавалось.
Здесь, в Нарлаке, простой народ вовсю пользовался тёплой сухостью почвы и жил в удобных землянках, выложенных изнутри у кого цельными брёвнами, а у кого горбылём или вовсе промазанными глиной плетёнками. Если бы Коренге довелось хоть немного попутешествовать по здешним дорогам, он бы сразу определил, что этот дом унесло с постоялого двора, разорённого прохождением Змея. Благо постоялых дворов в здешних местах было немало, ибо здесь испокон веку числили южную границу Змеева Следа, где путешествующие с севера впервые за несколько дней могли почувствовать себя в безопасности, а едущие на север, наоборот, в последний раз как следует отдохнуть перед тремя-четырьмя сутками тревоги и почти безостановочной езды…
Испокон веку – до нынешнего дня. Ныне Змей прошёл южнее, чем когда-либо на человеческой памяти. И смыл по крайней мере один гостиный двор, разогнав или сметя всех, кто, не чая худого, там расположился на днёвку.
И уже было видно, что вовремя убежать сумели не все. На остатках смятого, с разъехавшимися брёвнами сруба некоторым чудом уцелела часть соломенной крыши. На крыше виднелись два человеческих силуэта. Один человек лежал неподвижно. Второй стоял на коленях и размахивал руками в надежде, что кто-то заметит.
– Девчонка, – сказала Эория.
– И старик, – сказал Коренга.
Сомнения не было! Кричала именно девка, махавшая руками с крыши плавучего сруба. Правда, теперь её голоса вовсе не различить было за грохотом волн и рёвом воды, стремившейся в прорув [42] . Хотя волей течения дом был теперь гораздо ближе к холмам, чем когда Коренга с Эорией впервые услышали крик. Видно, вправду крепкими и горячими были девкины молитвы, обращённые к Светлым Богам её веры! Чем ещё объяснить, что сыскался-таки добрый ветерок, подхватил отчаянный призыв, и перенёс через котловину и гряду, и метнул прямо в уши тем, кто мог хотя бы попытаться помочь!..
– Пособи, госпожа, – сказал Коренга. Эория посмотрела на него и увидела, что калека сноровисто выкладывал из своей тележки ящички и мешочки, всемерно облегчая её. Сегванка мигом поняла, что было у него на уме.
– Погоди, – хмуро сказала она. – Ты можешь и не успеть.
В самом деле, течение, направлявшее плавучую руину в их сторону, вместе с тем подтаскивало её к ревущей горловине. И было не вполне ясно, минует её дом или будет затянут в беспощадные жернова, громыхавшие за прораном. Ко входу в устье [43] одно за другим подплывали забитые глиной скопища хвороста и целые выворотни, иные – размолотые неведомой силой в сущее мочало, иные – как будто бережными руками вынутые из земли… В некоторый миг они медлили, начиная вращаться на месте, а потом либо отправлялись дальше по кругу, либо всасывались в протоку и с внезапной стремительностью уносились в погибельное никуда. В гремящих бурунах невозможно было различить даже щепок. Ничто не могло там уцелеть, ничто не выплывало оттуда. Ибо там бесновались остатки Змеевой силы, смертоносные даже после того, как был очередной раз изгнан из этого мира сам Змей.
Разумно ли было смертному человеку оспаривать у этих Сил Их добычу? Наверное, совсем неразумно. Да только Коренга на великий разум и не посягал, иначе сидел бы дома у печки. Он переставил рычаг, поднимая колёса. Тележка, вдругорядь за один день превращённая в лодку, легла днищем наземь.
– Пособи, госпожа, – повторил Коренга.
«А не то сам управлюсь!» Совсем рядом с распадком, где они стояли, продолжал стекать вниз зыбун, в который хобот Змея обратил вершины ближних к морю холмов. Коренга рассчитывал, что сумеет съехать по нему, как по снежной горке, вниз, прямо в озеро.
– Если они минуют устье, тогда подсоблю, – резким голосом отозвалась Эория. Потом добавила чуть мягче: – У меня в мешке есть верёвка…
Её отцу-кунсу наверняка доводилось приказывать оставлять поиски упавшего за борт, если вода была слишком холодна, а времени прошло уже много. Коренга тоже не впервые видел и смерть, и людскую беспомощность перед Её ликом… Видел и то, как лекарь отсягал от больного: «Теперь молите Богов…» Всё дело было в том, что Эорию, в отличие от него, не подстёгивала мысль о давнем бесчестье, которое следовало избыть. Сегванка была кругом права, придерживая Коренгу. Дом тяжеловесно близился к устью. Скоро станет ясно, можно ли спасти плывших на нём, или неразумный венн всего лишь собрался погибнуть с ними третьим.
Вот деревянная развалина достигла места, где игра течений определяла участь пней, хвороста и коряг… Дом, даривший совсем недавно желанный приют странникам, знал на своём веку многое. В том числе корысть и злобу людскую. Но дом, даже гостиный, не был бы домом, если бы до последнего не пытался оградить вверивших ему свои жизни. Он грузно поворачивался, не умея вырваться из цепкой стремнины и всё-таки не желая ей поддаваться. Коренга мысленно взывал к доброму дереву его брёвен, к сути расщеплённых досок, силясь притянуть их к себе, не дать сорваться в погибель… Он увидел, как шевельнулся лежавший старик, как он двинул рукой. И было похоже, что это движение содержало властный приказ. Девка на четвереньках метнулась к нему, схватила под мышки и с удалью, которую могло породить лишь отчаяние, поволокла на самый край крыши, туда, где солома ниже всего спускалась к воде.
– Хёггова задница, – сквозь зубы прошипела Эория.
Коренга тоже застонал про себя, решив было, что несчастные пловцы вздумали броситься в воду и добраться до какого-нибудь ствола, двигавшегося по внутреннему кругу. Если бы они вправду сделали это, их ждало бы не избавление, а скверная и жестокая гибель в трясине… Но нет. Старик явно соображал куда лучше, чем полагалось бы немощному и вымотанному неравной схваткой со Змеем. Тяжесть двух человеческих тел, хоть и мало сравнимая с тяжестью разбитого сруба, всё же заставила его чуть-чуть замедлить вращение, и этой малой толики оказалось достаточно. Старик подгадал безошибочно. Дом совершил ещё один оборот – и двинулся дальше по кругу, постепенно удаляясь от горловины.