Коренга молча слушал, захваченный скорбным величием зрелища, приоткрывшегося ему в глубине древних веков. Он с жгучим любопытством ждал продолжения, но Эорию пронять оказалось труднее.
– Ясно, – сказала она. – Теперь твой народ живёт потаённо в собственном доме, потомки правителей стали нищими и бродягами, но среди них есть тайный царь, и ты его сын. Так, что ли?
Андарх, нахохлившись, смотрел в костёр.
– Так… – проговорил он, помолчав. – Я не могу убедить вас в истинности моих слов, потому что вы, варвары, чужды необходимых познаний. Создавший книгу никогда не докажет неграмотному, что именно он её написал. Между тем любому сведущему было бы достаточно просто взглянуть на меня. Моё великое имя, восходящее к истинным правителям, начертано на моём теле. Но что толку? Для вас это лишённый смысла узор…
Коренга посмотрел на Эорию и перехватил её насмешливый взгляд. Даже сегваны Берега, хоть и не без труда, всё-таки признали в ней дочь Старшего Рода. И сам Коренга, встретив другого венна, тотчас определил бы не только его род, но, возможно, даже назвал бы мать и отца, как следует при вежливом обращении.
– Ты прав, – сказал он Андарху. – Ты не дал нам весомой причины верить тебе. Но и называть твой рассказ ложью просто оттого, что подобное не всякий день услышишь, было бы недостойно. Так какой же помощи ты от нас хочешь?
Тайный царевич вскинул голову, глаза снова заблестели, точно у больного, мечущегося в горячке.
– Когда я начал рассказывать, как мой народ владел этой страной, я из осторожности умолчал о том, что Остров считался выселками, столица же располагалась по эту сторону моря… Лик земли с тех пор изменился, на месте океанского залива поднялась суша, а река, впадавшая в него, разделилась надвое и ушла далеко в сторону… Однако древний Фойрег ещё стоит там же, где и стоял, хотя на его руинах давно вырос лес…
Эория подалась вперёд, внимательно слушая.
– Погоди! – перебил Коренга. – Фойрег, это же столица нарлаков!
Андарх презрительно отмахнулся.
– Нарлаки, никчёмный народ, украли имя нашего города, ибо смутно помнили, что за ним стоит нечто древнее и прославленнное, но что именно – откуда им было знать? Когда мои предки строили могучие города, нарлаки были кочевниками на границах наших владений, а во время Пожирающей Ночи одичали уже вконец, едва не превратившись в обросших шерстью животных…
– Так ты хочешь найти развалины Фойрега, – смекнул Коренга. – Ты думаешь обрести там сокровища? Летописи?..
По лицу Андарха пробежала лёгкая тень. «Дикарь, – безошибочно истолковал её молодой венн. – Что он может понять, кроме золотых монет и серебряных кубков, наполненных изумрудами…»
– Я думаю, – ровным голосом ответил царевич, – там найдутся и сокровища, и древние книги, и они-то суть та корысть, которой я рассчитываю оплатить вашу помощь, если Боги Небесной Горы будут к нам хоть сколько-нибудь благосклонны. Но сам я надеюсь найти там совершенно иное… – Он помолчал, ни дать ни взять собираясь вымолвить то самое неворотимое слово, и наконец сказал: – Говорят, при падении Тёмной Звезды Фойрег умер скоро и страшно, задушенный раскалёнными тучами… Подобные события, напоённые смертью и страданием мириадов людей, имеют свойство вплетаться в ткань мироздания крепкими узелками, их след не рассеивается даже через тысячи лет… Раз в год, в ночь Голубой Луны, время смещается, и Фойрег снова становится таким, каким был когда-то.
Коренга знал, что такое Голубая Луна. Люди всех племён, известных ему по книге-всезнайке, искони делили год на месяцы по числу полнолуний. Но не вчера было замечено и то, что деление совершалось не нацело. Лишнее полнолуние забредало то в один месяц, то в другой, и связанных с ним верований было не перечесть. Кто-то боялся его, кто-то, наоборот, ждал именно в эту ночь знамений Светлых Богов…
– Я одолел долгий путь, желая увидеть, как под Голубой Луной воскресают величие и слава моих предков, – довершил свою повесть Андарх. – Но божественный свет озарит Фойрег на третью ночь, считая от нынешней, и одному мне туда не успеть… Тем более что я совсем не знаю страну…
Коренга снова переглянулся с Эорией, и они, не сговариваясь, отрицательно покачали головами.
– Тому, кто идёт поклониться могилам пращуров, грех не помочь, – сказала сегванка. – Месяц вправду растёт, но ты опоздал, Андарх. Голубая Луна отгорела в середине зимы.
«Нет, она будет осенью, – хотел поправить её Коренга. – Всего-то переждать лето в лесу…»
Андарх улыбнулся.
– Мы придерживаемся иного счёта времени, воительница. По нашей росписи года Голубая Луна будет светить через три ночи, и я верю, что древний Фойрег покажется мне, ведь я его сын.
Следующие два дня прошли в почти безостановочной гонке. Время от времени Коренга вспоминал начало своего путешествия, неспешную езду по искристому зимнику с торговым обозом, двигавшимся через земли сольвеннов. Как он тогда гордился собой – вишь ты, до самого Галирада доехал!.. Смешно вспомнить и стыдно. Те труды но сравнению с нынешними – только с полатей слез да слегка руки размял!..
Ещё Коренга хоть изредка да ловил косые взгляды Андарха. И понимал, что заморский царевич был бы рад покинуть его, медлительного калеку, вместе с его неуклюжей тележкой, уговорив Эорию бежать вперёд налегке. Впрочем, у фойрегского наследника хватало ума с подобными речами к ней даже не подступаться. Сегванка, взявшаяся верховодить маленькой ватагой, спуску никому не давала. Слышала ли она веннское присловье о том, что в дороге даже и отец сыну – товарищ, сиречь должен помогать ему, не особо чинясь?.. Или у жителей моря были на сей счёт свои поговорки, родившиеся на кораблях?.. О том, например, что сам кунс сядет на весло рядом с распоследним вольноотпущенником, если надвигается буря?..
Так что обладатель царской крови продолжал собирать хворост и таскать в котелке воду, пока Эория рассматривала карту и сопоставляла означенное на ней с видимыми приметами, соображая, куда двигаться дальше.
Эта карта была заметно лучше той, что Коренга некогда срисовал из книжки-всезнайки, потому что искуснее островных сегванов составлять карты никто на свете не умел. Понятно, чем дальше от моря, тем меньше было значков на плотном кожаном листе; однако сплошную дугу холмов, смахивавшую – если знать – на береговые откосы давно высохшего лукоморья, Эория нашла без труда, наверно, место было заметное, раз уж угодило на карту. Надпись, сделанная по-аррантски, гласила: Огненные увалы. Некоторое время сегванка водила туда-сюда пальцем, прикидывая расстояние, а потом вдруг велела:
– Полезай на ёлку, царевич. Погляди на восток и скажи мне, не видно ли там каменного пальца, воздетого к небесам!
Каменный палец – необычно высокий и тонкий останец, торчавший, словно освобождённая от сгнившей мякоти кость, – благополучно обнаружился в глубине страны, отчётливо видимый в хмуро-прозрачной после снегопада дали.