– Псих. Не убей, – приказывает лысый. – Я с ним говорить хочу. И врача вызови, а то ментик наш совсем издохнет. Нехорошо.
Садят. В угол. Можно видеть иконы над лежащими телами. Одно ведьмы – успел-таки. Хотя бы ее. Надо было и вторую, но теперь не дотянуться. Слаба плоть, но дух крепок.
– Итак. Давай. Пой. Пошто Машеньку тронул?
– Это не я! Это Господь! – Во рту перекатываются выбитые зубы. И язык в вязкой крови запутался.
– Господь, значит, – нехорошо повторяет лысый. – А ты ни при чем?
Снова бьют, но боли нет. Счастлив. Тело воспаряет к небесам, и... облака встают стеной. Поливают ледяным душем, жгут пламенем. Кричу.
– Ну что, говорить будешь или как?
Будет. Не ради себя, но дабы исповедаться. Пред вратами в рай с чистою душой предстать надобно. И оттого... Машка-Машенька, длинноволосая ведьма, которая была нужна... зачем? Точно. Влад. И Мария, которая ушла давным-давно. Карты в руках. Предсказание. Она напевала о смерти всем, кто мог слышать. Она зазывала костлявую в гости и радовалась, когда та принимала приглашение.
Однажды костлявая забрала гадалку с собой.
– Мария – это моя сестра, – зачем-то объясняет Влад. – Она умерла. Много лет назад.
Она – да. Он – нет. Брат и сестра – близкое родство. Должен ответить. Но виноват ли? Ведь не судите... нужно проверить. Машка – специально искал, чтобы имя то же. И карты, как у прежней. И слова нужные выучить. Несложно.
Сработало.
В список.
– В какой список? – уточняет лысый.
– Список жертв его суда, – отвечает за меня Влад. – Он вершил свой. Василиса свой. Списки у вас одинаковые. Только она чуть умнее. Она следила за тобой.
– И я за ней. Знал. Просто забыл. Сестра.
– Кто?
Не понимают, глупые-глупые люди. Василиса – сестра. Михаил – брат. А тот-который-предал-всех – отец. Наш общий отец.
– Женечка, познакомься, это твой папа. Да, милый, твой настоящий папа. Он раньше не мог быть с нами, а теперь вот...
Мамины слезы не камень. Высохнут быстро. Отец? А как же Мишка? И Васька? И остальные?
– Как-нибудь, – холодно отвечает он и глядит прямо в душу.
– Как-нибудь, – эхом повторяет мама. И отворачивается к окну, за которым полыхает закат.
Вопрос 14: Этот ведьмоискатель выманивает денежки у честных людей, переезжая из города в город в поисках работы, раздавая обещания направо и налево, а сам ничего не делает, только убеждает жителей разных городов, что среди них столько-то колдунов и ведьм, и таким образом поощряет их принимать его.
Ответ: Все эти обвинения против него напрасны, ибо, во-первых:
1. Он никогда не приезжал ни в какой город или деревню и не предлагал свои услуги, а жители всегда сами посылали за ним гонца или письменное приглашение и каждый раз, как ему казалось, радовались его приезду.
2. Он никогда в жизни не утверждал, будто выследил хотя бы одну ведьму или сказал кому-нибудь: «Ты – ведьма», прежде чем обвиняемую сторону обыскали и получили от нее какие-то признания. Только тогда он, как и всякий другой человек, высказывал свое суждение.
3. И в-последних, судите сами, как он выманивает у честных людей денежки и набивает свою мошну, получая огромную сумму в двадцать флоринов с каждого города, ради чего ему иногда приходится проделать двадцать миль, и получает с каждой такой поездки ровно столько, чтобы хватило добраться туда и обратно, хотя бы он даже оставался в указанном городе неделю и обнаружил там три или четыре ведьмы, а иногда и всего одну, за что вообще много не получишь, и на эту сумму содержит он своих помощников с тремя лошадьми.
Столько лет прошло, и теперь они запели иначе. Запоздалое раскаяние?
Они говорят, что я виновата. В чем?
Они говорят, что я творила зло. Когда?
Они говорят... говорят и говорят. Ничегошеньки не понимают. Я просто любила папочку. Его глазами на землю Боженька смотрит.
Я, когда маленькая была, все думала. Как это он смотрит? Что это он видит? И папочку выспрашивала-выспрашивала. А он отвечал. Объяснял мне, глупенькой.
Потому и поняла.
Боженька видит грех.
Искушение.
Слабые души, стадом идущие по пути тьмы. Пастухов, оробевших, позабывших о роли своей. И козлища единым строем, мутят разум овцам. Я их даже во снах видела, козлищ. Черных-бородатых, с рогами кручеными, с глазами человечьими, хитрющими. Блеют-блеют, насмехаются.
А потом и наяву встретила.
Идет такой, человек человеком, а тень козловатая, угловатая. Приглядишься, а он и ступает враскорячечку, словно на копытцах. Головой трясет, бороду, другим невидимую, трогает.
Ох и испугалась же тогда! Папочке рассказала, покаялась, думала, за мною козлище в облике соседа послали, за грехи мои наказаньем. Ан нет, не наказаньем – искушением.
Папочка снова говорил, объяснил, что светлым духом бояться нечего. А если вовнутрях мерзь и похоть, тогда тень козлища к твоей прилепится, чтобы в тело проскользнуть, поселиться и истинную душу выжрать. И станешь ты не человеком, а как есть духом, над которым дьявол властен.
Тогда ж папенька и попросил меня хорошенько на людей смотреть.
И разве ж я виноватая, что они такие слабенькие? Что стоит позвать, и летят, бегут, шеи гнут под ярмом диавольским, рады услужить? И с каждым днем их больше. А главное, что они меня тоже чуяли! Улыбнутся кривенько, спросят про одно, про другое, по голове погладят – ну и мерзостно было после их прикосновений, – а в глазах читается страх.
Папочка и сказал, как им пользоваться.
Козлища желают свести стадо Господне с пути истинного? Пускай. Но стадо, понесши в страхе, затопчет любого. Малые погибнут, большие спасутся. И в том великая мудрость.
Я очень рада, что помогла папочке.
Только Бетти жаль. Зачем она убила? Теперь ее душе придется гореть в аду. Я же буду молиться.
Да смилуется Боженька добрый над слабыми человецами.
Иногда мне хочется рассказать все и сначала, повторить, как буду повторять, стоя пред престолом Его.
Я назвала Титубу ведьмой, ибо она ведьмой и была. Я указала на Сару Гуд и Сару Осборн. И они признались в ведовстве. Я... я помогла людям открыть глаза и увидеть, что творится вокруг.
Я сделала так, что церковь стала полна, словно чаша в доме хозяина рачительного.
Я берегла их души и направляла мысли. Я была рядом, словно ангел-хранитель. И, достигнув предела, распростерла руки, останавливая.