– Больницы. И палаты.
– Машенька, милая моя, так откуда мне знать! У Георгия спроси, приезжай и спрашивай. Кстати, Стасеньку волновать не советую, у нее здоровье очень, очень слабое. Да, и еще, заедешь ко мне, телефон заберешь.
– Чей?
– Как чей, Пыляева своего, не мой же. Жорж сказал, что в реанимации сотовые запрещены, вот ему и отдали. Все, милая, до свидания. Счастья пожелать, сама понимаешь, не могу.
Стерва! Старая хитрая стерва! Ни на секунду не сомневаюсь – звонок доставил Аделаиде Викторовне огромное удовольствие. Так, к черту ведьму, нужно выяснить, что с Димкой. А как? Звонить? Но Аделаида Викторовна сказала, будто пыляевская трубка у нее. Да и Гошик по телефону говорить не станет, нужно ехать, и срочно. Но как? У кого спросить? Татьяна! Конечно, как я раньше не додумалась! Она же местная и должна знать, как отсюда выбраться.
– Уехать? – Татьяна задумалась. – Можно, конечно, но Федора ждать придется.
– А когда он вернется?
– Не знаю, – женщина вытерла полные руки о передник, – он тетушку в город вчерась повез, коли задерживаться не станут, то к вечеру возвернутся…
– А коли станут?
– То завтра. Да вы не волнуйтеся, они никогда больше двух дней не гостевали!
Спасибо огромное, я к вечеру тут с ума сойду от беспокойства, а если еще и до утра ждать придется?
– По-другому никак?
– Ну, – Татьяна замялась, – Анастасия Павловна, когда очень надо, то коня заседлает и до Петушков, это километров пять будет, можно, конечно, и пешком, но на коне оно сподручнее. А уж от Петушков маршрутка почитай кажный час ходит.
– И с Валетом на маршрутке?
– Не, – женщина хохотнула, – кто ж коня пустит. Анастасия Павловна его у почтальона оставляет, у них договоренность, а как назад возвертается, то забирает, или Семеныч сам приводит. Только вы лучше Федора дождитеся, он вас прям в город и довезет.
– А где эти Петушки? – Я не особо рассчитывала, что Татьяна скажет, как добраться до этих самых Петушков, я бы на ее месте заподозрила неладное. Но, похоже, я переоценила умственные способности поварихи, или, что более вероятно, ту не слишком беспокоили барские забавы, поэтому Татьяна лишь покачала головой и подробно рассказала и про дорогу, и про то, как отыскать дом почтальона.
Но одно дело распланировать маршрут, и совсем другое – решиться. А решаться нужно быстро, пока Анастасия Павловна вниз не спустилась, уж она точно запретит мне ехать верхом, а пешком пять километров по талому снегу я просто не одолею.
Так, Маруся, Валет умный, он поймет.
– Правда, Валетушка?
Конь затряс головой, не то соглашался, не то пытался отговорить от дурацкой затеи.
– Мне очень, очень нужно!
Нужно-то нужно, только вот навыков от этого не прибавляется, с седлом я еще кое-как управилась и даже подпругу сама затянула, а вот уздечку пришлось оставить в сарае, Валет наотрез отказался брать в рот эти железки, и в чем-то я его понимала. Ладно, как-нибудь управлюсь. Из сарая конь вышел сам, потом терпеливо дождался, пока я залезу в седло. Чувствовала я себя на редкость неуютно, седло почему-то накренилось, шлем съезжал на глаза, а земля выглядела весьма твердой. Не упаду, в конце-то концов, должно же мне хоть в чем-то повезти, и, уцепившись обеими руками в белую гриву, я спросила:
– Ну, что, друг, поможешь? – Валет фыркнул и ударил копытом, точно приглашая отправляться в путь. – Тогда пошли!
И мы пошли. Сначала шагом, конь, чувствуя неопытность наездника, ступал медленно и осторожно, и я была несказанно благодарна умному животному. А в целом не так и плохо, сидишь, покачиваешься из стороны в сторону, природой любуешься, только рано я расслабилась, ох, рано. На повороте из Вимино дорога пошла под горку, и Валет прибавил шагу.
– Тише, мальчик, тише, – но просьбу мою конь пропустил мимо ушей. Он несся вперед, точно на скачках выступал, а я, кляня на чем свет собственную дурость, некстати уехавшего Федора и Аделаиду Викторовну с ее звонками, старалась не свалиться.
Мы вылетели на шоссе, слава богу, машин не было, и Валет прибавил скорость.
– Слышишь ты, шкура, я же упаду! И вообще нам в Петушки надо, ты не забыл? – Как оказалось, не забыл. Минут через пятнадцать бешеной скачки Валет снова перешел на шаг. А вот и указатель «Петушки», Татьяна говорила, что от указателя направо, дом почтальона третий от магазина, у него еще крыша в желтый цвет выкрашена. Да и Валет должен знать.
– Умница моя! – Я похлопала коня по шее, Валет всхрапнул и… В следующий момент раздался громкий хлопок, жеребец взвился на дыбы, и я кубарем вылетела из седла. От удара о промерзшую землю потемнело в глазах, а с первым вздохом пришла боль, такое ощущение, будто в теле ни одной целой косточки не осталось. Поднялась с трудом. Валет, нервно перебирая тонкими ногами, стоял рядом.
– Валет, Валетик, Валюшка…
Я протянула руку, конь отпрянул. Что же его так напугало? Хлопок. Хлопок – это петарда? Или выстрел?
– Валет, иди ко мне, пожалуйста.
Ну же, давай, ты умный, ты должен понимать, что я друг. И не выстрел это. Ну зачем кому-то в меня стрелять? Это просто ветка под копытом хрустнула.
– Валет… – Мне почти удалось дотянуться до него, когда расколотое громом небо обрушилось на мою многострадальную голову…
Последнее, что я видела, – желтое копыто с черным полумесяцем подковы…
Руки.
Золото в обмен на золото.
Женщина с перерезанным горлом – зачем платить, если ты сильнее? Право хищника.
И снова обмен.
Море.
Шторм, будто живое свидетельство божьего гнева. Ветер заглушает и беспомощные человеческие голоса, и глухой звон корабельного колокола, одичавшие волны рвут палубу, море, точно любопытный ребенок, ломает интересную игрушку, чтобы понять, как же она устроена, зачем тонкие мачты и белые лоскутики парусов, зачем хлипкие веревочки и тяжелые пушки, почему недовольно кривится русалка на носу… Люди мечутся…
Забавно…
Штиль. Зеленое покрывало вод дразнится, демонстрируя показное смирение, море нежно качает судно, и благодарственная молитва имеет все шансы достичь неба.
Алый камень недоволен.
Вода – естественный враг огня.
Цокот копыт, дым костров, снова чужая речь, к которой нужно привыкать.
– Вот мы и дома! – Всадник похлопал коня по шее, тот тихонько заржал, он тоже соскучился по своей конюшне, теплому стойлу да кормушке, в которую старый конюх, недовольно ворча, насыплет овса, а потом будет долго и старательно чистить, выглаживать шерсть да расчесывать гриву…
—Эх, дружок, – человек вдохнул влажный воздух, – душно там, во Франции, то ли дело Речь Посполита!