Бесплатная цифровая камера в качестве рекламного подарка, а? Я одобрил это кивком.

Но не подарочным пакетом единым жив человек. Я съел шоколадку и огляделся по сторонам в поисках настоящей еды.

Мимо пронесли поднос с шампанским и апельсиновым соком. Схватив сок, я осушил стакан залпом — тут-то и обнаружилось, что в него изрядно добавили «Благородного дикаря» или, наоборот, — «Благородного дикаря» малость разбавили соком. Мне, правда, удалось не поперхнуться, не закашляться и не разбрызгать напиток, но к лучшему ли это, вопрос спорный. Потому что ром, принятый на голодный желудок, тут же ударил мне в голову. Все сделалось каким-то размытым, мне вдруг показалось, что узлы галстуков некоторых из моих собратьев-«пингвинов» далеки от совершенства. То есть не вполне соответствуют канонам, столь внятно изложенным у Эмили Пост. Или Вандербильт? Я не мог вспомнить, у кого именно это являлось дурным тоном.

Мне снова стало не по себе, хотя на сей раз это, возможно, не имело никакого отношения к исчезновению Мэнди, потенциальным угрозам, исходящим от «антиклиента», претенциозности «хой аристой» или даже к тайне отношения Джен ко мне. Дело было даже не в уровне сахара в крови. Дело обстояло гораздо проще.

Я был один как перст.

Никому не нравится быть выставленным напоказ. Как маленькая стайка чучел антилоп, таращившихся на меня через помещение невидящими глазами, я тоже социальное животное. А здесь я стоял в смокинге, держа подарочный пакет и пустой бокал из-под апельсинового сока, чувствуя себя неприкаянным среди множества людей, которых я не знал и инстинктивно не любил.

Где же Джен? Я подумал, может, позвонить ей, но пока мне нечего было ей сообщить. Вечеринка ничем не отличалась от ей подобных.

Сейчас, пожалуй, я был бы рад хоть мельком увидеть того лысого типа, атлета с погрузчика или футуристку. Прятаться, даже уносить ноги, все интереснее, чем вот так торчать, как идиот, одному. Мне позарез требовалось найти себе некое целенаправленное занятие.

Мимо пронесли еще один поднос с чем-то похожим на еду, и я последовал за ним.

Поднос вывел меня по короткому холлу к космической секции музея. Передо мной высился планетарий — огромный белый глобус на изогнутых ножках, внушающий трепет, как инопланетный космический корабль. Однако, как это часто бывает в музеях, я думал о еде и плелся за подносом. Перехватить одетого в белое официанта мне не удавалось до тех пор, пока его не обступила маленькая толпа таких же голодных гостей.

Поднос был покрыт экспериментальными суши, всяческими вывертами вроде крохотных башенок из икры и разноцветных щупалец, короче говоря, тем, чем питаются в природе реальные пингвины. Не могу сказать, чтобы в этом воплощалась моя кулинарная мечта, но я схватил пару кругляшей, больше всего похожих на простые рисовые шарики, и сунул один себе в рот. Внутри он тут же взорвался чем-то солоноватым и рыбным: суши с сюрпризом. Но взрыв меня не остановил, проглотив первый шарик, я взялся за второй.

Мой рот был набит битком, так что когда рядом со мной неожиданно возник наш добрый лысый друг, я не смог даже вскрикнуть.

Глава 16

«Мрррф…» — вырвалось у меня с перепугу.

Он пробормотал что-то невнятное, скользнув по мне взглядом.

Я проглотил рисовый шарик практически целиком.

Он продолжал бормотать, и постепенно я сообразил, что он говорит вовсе не со мной. У его рта маячил тонкий черный микрофончик, а выражение лица было отсутствующим. Бугай разговаривал по телефону с помощью гарнитуры и смотрел сквозь меня.

С осветленными волосами и в костюме «пингвина» я стал невидим!

Я повернулся и сделал несколько шагов. Плотно сжатый комок страха в моем еще пустом желудке медленно растворился, перестав угрожать вытолкнуть назад проглоченный шарик суши. Я продвигался к планетарию, стараясь идти ровно, пока не показалась висящая модель Сатурна размером с пляжный мяч.

Пригнувшись позади планеты, я сосчитал до десяти и стал ждать, когда на виду появится его лысая башка, а с ним еще пять придурков или громил с наушниками и хищными ухмылками. Но он не появился, и я решился выглянуть.

Лысый стоял на том же самом месте, продолжая разговаривать по телефону. Он не был «пингвином»; он был одет в черную униформу службы охраны и буравил взглядом толпу, явно кого-то высматривая.

Меня.

Я улыбнулся. Маскировка Джен сработала. Он не связал нового не-Хантера с похожим на скейтбордиста парнем, которого видел сегодня утром.

Однако мне подумалось, что пройти мимо него еще раз — значит нахально искушать судьбу, и я осмотрелся, интересуясь, что да как в других частях помещения. Передо мной, как в раскрытую пасть, вливался в планетарий равномерный поток гостей, а над входом сообщалось, что состоится показ нового рекламного ролика о шампуне, которым меня уже одарили. Пожалуй, это то, что надо: во-первых, там темно, во-вторых, за привычным делом мне легче вернуть себе ощущение крутизны. Следить за рекламными объявлениями — это как раз то, в чем я мастак.

Я сделал глубокий вдох, вышел из-за висящей планеты и решительно направился к планетарию, прихватив по пути бокал с шампанским, реально чувствуя себя мегасуперсекретным агентом.

«Пунь-шам» оказался чудным, под стать своему названию.

Свет в зрительном зале планетария погас, спинки стульев были откинуты, и мое тело погрузилось в громыхание музейной стереофонической акустической системы. Над головой вспыхнули звезды, кристально ясные, как в холодную ночь в горах.

Появился квадрат света, из глубин вселенной выдвинулся гигантский телевизионный экран.

Клип начался в традиционной манере — модель под душем моет голову шампунем, а потом, когда начинает одеваться, ее мгновенно высохшие волосы рассыпаются пышным, сверкающим каскадом — переливаются так, как этого можно добиться с помощью эффектов освещения. (Где-то на нижнем уровне рекламной индустрии работают машины для преобразования кофе в световые эффекты.)

Потом появился приятель этой модели: действие рекламируемого шампуня производит на него столь сильнее впечатление, что он путает слова и, желая сказать: «…принимала душ?», произносит: «…помогала муж?»

В ответ она с улыбкой, такой же пустой, как эта шутка, встряхивает волосами.

Дальше они входят в театр, и капельдинер с манерной косичкой, потеряв дар речи от ее ослепительных волос, лепечет: «Я приворожу вас на ваше тесто». (Видимо, вместо «Я провожу вас на ваше место».)

В награду он получает ту же пустую улыбку и очередной взмах шелковистой гривы.

Наконец, они сидят в ресторане, и ее все еще не очухавшийся спутник, вместо того чтобы заказать «вино и крабы», требует у официанта «кино и жабы».