— С тобой все в порядке? — крикнул я.
— Хантер? Какого черта ты…
— Некогда! — воскликнул я и потянул ее вниз.
Джен уже бежала назад через студию, прочь из круга служебного освещения, в темноту. Задевая за невидимые препятствия, рискуя споткнуться и загреметь, я тащил за собой ошеломленную Мэнди к большим скользящим сценическим дверям.
Позади слышались звуки суматохи, двери распахивались, в студию ворвался свет. Ничего, нам бы только добраться до вахты на главном входе, а еще лучше выскочить на улицу…
— Хантер! — вопила Мэнди, которую я тащил за собой, как мешок.
— Просто беги! — заорал я, пытаясь рвануть ее вперед, но она уперлась пятками так, что мне пришлось остановиться.
Я развернулся к ней лицом.
— Ты что делаешь? — вскричала она.
— Тебя спасаю!
Длившуюся вечность секунду она таращилась на меня, а потом со вздохом сказала:
— Ох, Хантер, какой же ты… вчерашний. Потом мир взорвался ослепительным светом, в нас со всех сторон с жужжанием ударили лучи прожекторов.
— Ох, дерьмо! — услышал я возглас Джен. Полностью дезориентированный режущим светом, я закрыл глаза ладонью. Вокруг слышались звуки приближающихся шагов и катящихся металлических роликов.
Да уж, дерьмо, точнее не скажешь.
Из-за слепящей стены света послышался властный голос:
— Это и есть Хантер Брак, тощий белый малец, выглядящий так, словно у мамочки не хватает времени заняться его внешним видом?
Даже ослепленный и еле живой от страха, я возмутился этой в корне несправедливой оценкой. Если я был не в штанах из серого рубчатого вельвета и не в футболке цвета высохшей жвачки, то только потому, что нуждался в социальной невидимости.
— Это была маскировка, сами знаете!
— Знаем-знаем, — прозвучал с другой стороны более низкий голос лысого здоровяка.
— А это у нас кто? — спросил первый голос.
Я услышал звук катящихся по бетонному полу роликов, с болезненным любопытством разлепил веки и увидел, как из слепящего сияния грациозно выкатывается Мвади Уикерсхэм. Мне удалось приметить и другие фигуры, окружавшие нас, перекрывая все пути к отступлению. Из облака света выступили шоферская шапочка и ковбойские сапоги Футуры Гарамонда, который воззрился на ноги Джен.
— О, смотрите, — указал он на шнурки.
Среди похитителей распространился ропот узнавания.
— Точно, — подтвердила Мвади Уикерсхэм, глядя вниз с высоты своего увеличенного роликами роста. — Сама до этого додумалась, конфетка?
Джен покосилась на нее.
— Вы имеете в виду шнурки?
— О них мы сейчас и говорим. У Мэнди есть снимок. — Мвади кивнула, как величественная королева, выражающая одобрение подданным. — Хорошая работа.
— Хм, спасибо.
— Пойдем отсюда, — потребовал я, если, конечно, произнесенные высоким, срывающимся голосом слова могли быть восприняты как требование.
— Не раньше, чем договор будет подписан, — сказала, повернувшись ко мне, Мвади Уикерсхэм.
Я посмотрел на Мэнди и был награжден презрительным взглядом, какие она обычно приберегала для самых последних и назойливых лохов.
— П-погоди, — заикаясь, пробормотал я. — Какой договор?
— Величайшая сделка в моей жизни, Хантер. — Она вздохнула. — Почему бы тебе не совать нос не в свое дело и не портачить?
Мы расселись за одним из столиков псевдоресторана: Джен и я, Мвади Уикерсхэм, Мэнди и Футура Гарамонд. Еще несколько их приспешников стояли вокруг, почти неразличимые позади источников яркого света. Я приметил вспышку на серебряных волосах саркастической футуристки и различил знакомый силуэт лысого громилы. Их напряженные позы наводили на мысль, что уходить они не собираются. С нашего островка света казалось, будто подиум простирается во всех направлениях на мили, что создавало эффект важности нашего разговора.
— Так тебя не похитили? — спросил я Мэнди в третий раз.
— Поначалу, наверное…
Она взглянула на Мвади Уикерсхэм, словно ища помощи.
Уикерсхэм сняла темные очки, и я моргнул. Глаза у нее оказались зелеными, как у Джен, но более пронизывающими, тем паче что в ярких лучах киношных светильников они сузились до щелочек.
Она носила белую майку, потертые джинсы без лейбла с широким черным ремнем и цепь под золото на шее. «Мальчишеский» стиль, типичное дитя улицы, порождение середины эпохи брейк-данса.
Зимой этот прикид дополняет кожаная куртка. Из истории охоты за крутизной я знал, что фирменный стиль тех, кто рос в восьмидесятых годах в Бронксе, практически совпадает с обликом фирмоненавистников.
Она положила очки на стол с неторопливостью непререкаемого авторитета, проистекавшего из того факта, что эта особа, хоть и принадлежала к старшему, вроде бы уже отстойному поколению, была по-настоящему крутой.
— Мы решили заключить сделку.
— Вы пошли на сговор с клиентом? — изумилась Джен.
— Представь себе. Фактор внезапности в любом случае был уже упущен. А они хотели заполучить модель.
— Да, мы хотели, — подтвердила Мэнди.
— Подожди, — обратился я к Мэнди, — ты сказала «мы»?
— И вы их продали? — одновременно спросила Джен у Уикерсхэм.
Я чувствовал себя так, будто читаю субтитры, не совпадающие с диалогом.
— Хм?
— Изначально этого не предполагалось, — угрюмо ответила Уикерсхэм на фоне позвякивания роликов, поскольку ее ноги под столом беспрерывно двигались взад-вперед. — Мы работали над этой обувкой два года, довели модель до ума и собирались выпустить на улицы, чтобы навести шороху. Но кое-кому в нашей организации показалось, что они слишком уж крутые. Идея была в том, что мы должны побеждать подобное подобным, бить клиента на его поле его же оружием.
— Что-то вроде того, как Тони Беннет пародирует самого себя, — заметила Джен.
Я обнаружил, что киваю. Кое-что, во всяком случае, прояснялось.
— Когда мы впервые увидели эту обувь, то поначалу не могли взять в толк, то ли это действительно подделка, то ли такой хитрый маркетинговый ход клиента. А вы, значит, занервничали, подумав, что это может привести к обратному результату.
— Я-то не занервничала, — заявила Уикерсхэм тоном, дающим понять, что она не нервничает никогда. — Но некоторые задергались и стали действовать самостоятельно.
Она пожала плечами.