– Сестра Виктория, – Андрей легонько подтолкнул меня в спину, – знакомьтесь, это – сестра Александра.
Хмурая толстуха, обряженная в строгое коричневое платье, кивнула. Я же не могла оторвать взгляд от черных кругов от пота под мышками, они казались воплощением грязи земной, тогда как я ехала сюда с надеждой оказаться в раю. А эта женщина никоим образом не походила на ангела Божия. У сестры Виктории было красное лицо, черные усики над верхней губой и три подбородка, подпираемые коричневым воротничком.
– Сестра Виктория помогает новеньким влиться в нашу общину. Слушай ее, и все будет хорошо…
Я надолго запомнила его слова, я повторяла эти слова как заклинание и верила в них с той же силой.
– Удачи тебе, сестра-послушница. Да пребудет мир в сердце твоем. – Андрей церемонно поклонился.
– Да пребудет, – пробасила сестра Виктория. – Идем.
Я оглянулась на Андрея – тот ободряюще улыбнулся. Все будет хорошо, отозвалось в сердце. Теперь – я уверена – все будет хорошо. Я заслужила мир.
Я получила мир.
– Ну, – сестра Виктория недовольно засопела, – давай двигайся, а то ишь, еле ноги переставляит.
Бурчание этой женщины показалось мне забавным, она была такой земной… Приземленной, а моя душа жаждала полета…
– Улыбается, улыбается, а чего улыбаться-то? Все вы смеетеся, не ведая, что для грешников геенна огненная пасть свою отворяит! Смех – есть зло, след диавольский, знак, что не чиста душа твоя… Грешна… Грешна ты перед лицом Его! – Сестра Виктория ткнула в меня жирным пальцем. – Кайся! Ибо раскаявшиеся достигнут Царствия Божия!
Смех умер. Я снова забыла. Забылась. Ничего, я исправлюсь. Я заслужу Царство Божие. Обязательно.
К вящему неудовольствию Федора, Алексей держался в седле даже лучше, чем он, граф Луковский, которого благородному искусству верховой езды обучали лучшие наставники. И конь у дикаря был почти так же хорош, как Нерон.
– Значит, остаться решили? – поинтересовался Алексей. Эхо дробной пылью разлетелось по болотам.
– Пока да.
– Потом поздно будет, – предупредил варвар, пришпоривая жеребца. Нерон, раздраженный присутствием соперника, гневно заржал и попытался вырваться вперед, не привык он в хвосте тащиться. Отпустить бы его, пусть бы птицею пролетел, ветром пронесся, продемонстрировал стать да силу, но нельзя, не время, местность незнакомая, болота, топи, тут без проводника не обойтись.
Вчерашний ужин затянулся за полночь, дело было не столько в обилии еды, сколько в разговорах. Эльжбета Францевна расспрашивала Федора о покойной матушке, с которой состояла в близком родстве. Ядвига интересовалась столичными сплетнями и столичной модой, Алексей и тот живо обсуждал вопросы политики, удивив Луковского живым умом и довольно обширными знаниями. Одна лишь Элге хранила молчание, точно беседа ну совершенно ее не занимала. А в конце трапезы Алексей вызвался показать гостю окрестности. Что ж, от подобного предложения грешно отказываться.
Выехали на рассвете. Алексей был мрачен и зол, да и Федор чувствовал себя неуютно – всю ночь он не спал, вслушиваясь в завладевшую Урганскими топями черноту. Ему казалось – стоит закрыть глаза, и он вновь услышит тот завораживающий, тоскливый, словно холодный осенний дождь, вой.
Ведьмин рог. Ведьмин лес. Ведьмино болото.
– Что вы сказали? – Алексей остановил коня и, спешившись, пояснил: – Дальше лучше пешком. Тропинка узкая, а конь у вас к нашим местам непривычный. Ведьмин рог заинтересовал, Федор Андреевич?
Луковский молча последовал примеру дикаря. Земля под ногами пружинила, а каждый шаг отдавался в ушах мерзким хлюпаньем.
– Загадочная вещь, этот Ведьмин рог! – Алексей бодро шагал вперед, не обращая внимания ни на хлюпанье под ногами, ни на сизое, затянутое тучами небо. Того и гляди дождь начнется.
– Вроде и понятно, что все эти истории про оборотней – не более чем сказки крестьянские. А стоит услышать собственными ушами, так и верить начинаешь и в рог, и в оборотней, и в ведьм. Вы, Федор Андреевич, с тропинки-то не сворачивайте, да и коня крепко держите, чтобы не вырвался ненароком. Тут аккуратно надо, слева и справа – трясина. Вот, кстати, глядите.
Алексей остановился. Федор сначала не мог понять, куда ему следовало глядеть, потом увидел. Шагах в десяти по левую руку серая шкура болота вдруг треснула, разошлась в стороны, выставляя напоказ жидкое нутро буро-зеленого цвета. Над трещиной медленно, словно через силу, рос белесый пузырь. Достигнув полусажени в поперечнике, пузырь лопнул. Запахло серой и еще чем-то незнакомым, но гораздо более вонючим. Нерон испуганно заржал и замотал головой, пытаясь вырваться и убежать. Шалишь. Кое-как успокоив животное, Федор спросил:
– Что это было?
– Газ болотный, – пояснил Алексей. Его конь, в отличие от Нерона, стоял спокойно, видимо, привык к подобным явлениям. – Там, внутри, газам тесно, вот они наружу и рвутся. Как увидишь такой пузырь, знай – трясина.
– Ядовитый? – От гадкого запаха слезились глаза.
– Да вроде нет, хотя кто знает. Крестьяне полагают, будто там, под землей, ведьмы зелья дурные варят, а пузыри эти – с зелий тех дым.
– Куда мы идем?
– В Воронино. Тут рядом. Тоже, между прочим, ваша вотчина. Всего деревень три, небольшие, небогатые, но какие уж есть. Эта ближе всех. Если пешком идти, нужную тропу зная, то совсем быстро обернуться можно. Элге через день бегает.
– Одна? – удивился Федор. Он еще мог придумать объяснение столь частым визитам, но факт, что молодая девица «бегает» в деревню одна, без сопровождения – а Луковский не видел в доме никого, кто мог бы сопровождать Элге, – осмыслению не поддавался. И ее брат так спокойно об этом говорит!
– Ей так сподручнее.
– А Эльжбета Францевна разве не запрещает?
– Запрещает, конечно, да только за ней разве уследишь. Элге у нас птица дикая, вольная.
– Они с сестрой совсем не похожи друг на друга.
– Не родные потому что, – отозвался Алексей.
Тропинка вилась узкой девичьей лентой, потерянной среди зарослей сухой осоки и белого мха. Федор начал уставать, но признаваться и уж тем более просить об отдыхе не собирался. У него еще раньше появилось подозрение, что Алексей выбрал эту дорогу специально, желая продемонстрировать заезжему гостю, насколько тот слаб и неприспособлен к жизни на болотах.
– Ядвига – родная дочь Эльжбеты Францевны, а Элге – воспитанница, ее матушка у цыган выкупила и растила вместе с Ядей.
– А вы? – Вопрос был крайне неприличен, но вполне соответствовал и месту, и характеру Алексея.
– Я? Я тоже не родной. Мой отец женился на Эльжбете Францевне, будучи вдовцом. Эльжбета Францевна – единственная мать, которую я знаю и которую люблю. Потому всякий, кто задумает каким-либо образом причинить матушке вред, будет иметь дело со мной.