– Ты, – Егор дотронулся до головы, внутри звенело и трещало, и мысли терялись среди этого треска, – ты скажи, чего от меня нужно.
– Да сущая ерунда! – обрадовался Пашка. – Пустяк, можно сказать, ты, главное, не нервничай, и все будет в шоколаде, это я тебе говорю…
Зима. Весна. Лето. Жизнь проходила мимо, и странно было наблюдать за ней, но я привыкла.
– Когда ты от этого окна наконец отлипнешь? – Андрей снова был пьян. – Чего ты там находишь? – пробурчал он, усаживаясь за стол. По старой традиции я старалась не смотреть на него, а его это злило. Раздражение будет нарастать, пока не заполнит комнату удушливым облаком, а потом последует взрыв. Хорошо, если дело обойдется разбитым носом, переживу, но с каждым разом Андрей заходил все дальше, он ненавидел меня едва ли не сильнее, чем я его.
– Сидишь целыми днями и смотришь, смотришь, смотришь… Ты, Настька, стерва. Как это я сразу не понял, какая ты стерва?
– Наверное, слишком собой занят был. – За окном медленно и печально умирало лето. Еще светло, еще тепло, и кажется, что так будет всегда, но в зеленых гривах берез уже появились первые золотые пряди. Осень. Скоро зябкие нервные дожди смоют сусальную позолоту с листьев, и облезлые, беспомощные, они укроют землю толстым мокрым ковром, под которым спрячется черная грязь, жухлая трава и холодная дождевая вода.
– А я тебя убью, – сказал вдруг Андрей. Это что-то новенькое, раньше он говорил, что просто не выпустит меня отсюда, а теперь, значит, убить собрался. – Не веришь? Вот просто возьму и сверну тебе шею.
– За что?
– П-просто так. – Он икнул. Скотина. Боров. Ну почему он не уезжает, раньше ведь только изредка здесь появлялся, а зимой как приехал, так и засел, если и выезжает куда, то в город за выпивкой. Пил Андрей много и со вкусом, самое странное, что никто – я готова была в этом поклясться – в «Милосердии Господнем» не догадывался об этом его пороке. Кстати, днем Андрей был почти трезв, а вот вечером… Не хочу думать об этом, лучше буду смотреть в окно.
– Что, – мое небрежение его задело, – думаешь, не смогу? Я, Настька, смогу. Я уже смог. Не хотел, а смог. Я ведь не хотел его убивать, не хотел, честно, а он заставил.
– Кто заставил?
– П… Не-ет, не поймаешь, не скажу, потому что, если я тебе скажу, меня убьют, а я не хочу умирать из-за какой-то ведьмы. Он втянул меня в эту историю, он заставил участвовать, а потом, когда парень взял след, отказался помочь. Сказал, что это мои проблемы, что я грязно сработал, а я ведь не хотел. Я знал, что это опасно… Меня заставили, заставили, понимаешь ты это?
Похоже, сегодня Пророк надрался сильнее, чем обычно, вот и несет всякий бред. Или не бред?
– Понимаю.
Андрей сдавленно всхлипнул.
– Не понимаешь, ничего ты не понимаешь. А я знаю, это ты наворожила, ты, ты… Ты – ведьма! Ненавижу! – Бутылка разбилась о стену совсем рядом. – И тебя, и его. Его особенно. Вот что мне теперь делать? Альдов, если найдет, душу вытрясет. Сказать правду? Тогда тот меня убьет. У него связи. Глупо-то как… Столько денег, а сижу в этой дыре… Принеси!
Я послушно поднялась, пока этот гад новую бутылку не получит, не успокоится. Хотя и с бутылкой не успокоится, возможно, позже, ближе к полуночи, ужрется и заснет, уронив башку на стол.
– Он сказал, нужно ликвидировать, сказал, опасно в живых оставлять, сказал, если парень в милицию пойдет, я сяду. И я… Мне-то и делать ничего не нужно было, только нажать. Хлоп – и все, нету человека. Хлоп… Пить будешь?
Егору снова приснился кошмар. Альдов видел этот сон с завидной регулярностью, но так и не смог привыкнуть. Вот он возвращается домой, поднимается по лестнице, долго-долго звонит в дверь, а ему не открывают, он бьет по двери кулаками, из кулаков идет кровь, но дверь стоит. Стоит, стоит, а потом открывается сама, и он шагает в пустоту, что лежит по ту сторону порога.
Сон предупреждал о неприятностях. Альдов давно уже заметил – снится пустота, значит, впереди опасность. И волчья печать жгла огнем… чертов перстень еще никогда не ошибался, раз горит – жди беды. Знать бы еще откуда. Секретарша, встретив Альдова испуганным взглядом круглых голубых глаз, с милой улыбкой прощебетала:
– Егор Мстиславович, вам звонил Кусков Павел Григорьевич. Очень просил перезвонить. Он и телефон оставил…
Пашка? А ему-то что надо? С Пашкой Егор не виделся уже… Дай-то бог памяти… Давно не виделся. Месяца два как минимум. Доходили невнятные слухи, будто у Пашки снова возникли проблемы с бизнесом, он, кажется, даже фирму потерял. Хотя, учитывая тот факт, что собственные фирмы Пашка менял почти с той же скоростью, что и баб, вряд ли потеря так уж сильно огорчила Кускова. Тем более сама фирма – кому знать, как не Альдову, – пустышка, деньги-то…
Ох, не надо было соглашаться, но Пашка удачно момент выбрал, у Егора просто физически не хватило сил вникать, а без уважительной на то причины отказывать Пашке было неудобно. Значит, звонил…
Егор не стал утруждать Аллочку, набрать номер он и сам сумеет, зато точно будет уверен, что эта идиотка не подслушивает. Хотя в современном мире ни в чем нельзя быть уверенным. Тем более когда Томочка снилась. И волчья печать огнем жжет…
– Альдов? – Пашкин голос гудел, рокотал и перекатывался в трубке. – Ну, наконец-то, а я звоню, звоню… Мне говорят, тебя еще нету… А одиннадцатый час, между прочим! – Кусков хохотнул.
– Мог бы на сотовый звякнуть.
– Мог, – согласился Пашка. – Не захотел. Вдруг, думаю, у тебя дело важное, сурьезное, так что ж я отрывать буду. Приедешь – перезвонишь. Да и голосок у твоей девушки приятственный. Сама-то как, ничего?
– Ничего хорошего.
– Злой ты, Альдов.
– Чего надо?
– Встретиться.
– Насчет… того дела?
– Не по телефону. – В Пашкином голосе прорезались недовольные нотки. Сейчас, наверное, сидит, морщится – Кусков всегда морщится, когда ему что-то не по вкусу, и клянет Егорову тупость на чем свет стоит. Конечно, о некоторых делах по телефону разговаривать не стоит. В некоторые дела и ввязываться не следовало бы.
– Когда?
– Давай… Я в октябре приеду. Числа этак пятого…
– Рано звонишь. – До пятого октября оставался без малого целый месяц времени.
– Рано – не поздно, – хохотнул Пашка. – Может, я по тебе, медведю бурому, соскучиться успел. В общем, ты там гляди, чтобы все нормалек, я долго задерживаться не стану, раз, и все, адью… Но один вечер загула я тебе обещаю. Посидим, поговорим, выпьем, девочек снимем. Ты как насчет девочек-то?
– Никак.
– Эх, Альдов, скучный ты человек, ну, ничего, я тебя перевоспитаю. Все, не прощаюсь.