– Ты его любишь. – Он сам сделал вывод из моего молчания. – Случается и такое. Не самый, я тебе скажу, удобный вариант, но… Приходиться работать с тем, что есть.
– Ты нас убьешь, – сказала я.
– Его – да. А насчет тебя, деточка… Сложный вопрос. У тебя будет возможность сделать свой собственный выбор… Ты ведь мне как дочка. Почти родная…
– Дядя Захар, ну почему?! – Слезы сами потекли из глаз. Дядя Захар. Я помнила его, кажется, всю свою сознательную жизнь. Детский сад. Школа. Разбитое окно, из-за которого классная руководительница вызвала в школу родителей, но пришел лишь он, в то время еще отчим, и он не ругал меня за то окно. Он вообще ничего мне не сказал, просто… Просто дядя Захар заменил мне родного отца, и что вообще я могла теперь сделать? Не слушать его? Отвернуться? И что из этого? Он учил меня стрелять, ездить верхом, он купил мне квартиру, он нашел мне работу… Я многим ему обязана, и от этого так тошно… Я не называла дядю Захара «папой» лишь из принципа. Что мне теперь до всех этих принципов…
– Ну, так что, любовь у вас?
– Любовь, – подтвердила я. Любовь-морковь, розы-мимозы, глупые стихи и щемящее чувство где-то в области сердца.
– Ну, деточка, не переживай… Хочешь, я ему скажу, что ты здесь совершенно ни при чем? Или сама ему скажешь?
– Хочу.
– А почему так мрачно? – поинтересовался отчим. – Хотеть надо изо всех сил, чтобы исполнилось. Понимаешь?
– Да.
– Вот и ладненько. Он – парень неплохой. Упертый. Даже жалко, что убить придется, – вздохнул Захар.
– А ты не убивай.
– Нельзя, деточка, веришь, сам бы хотел, да нельзя, старые ошибки исправлять приходится. Он ведь не отступится, не отстанет, до конца пойдет. А у меня, сама знаешь, семья. Дети. Ты вот…
– Ты меня тоже убьешь.
– Ну, заладила – убьешь, убьешь… Словно я маньяк какой! Нет, зайка, не маньяк. У тебя, милая моя, выбор будет, и только от тебя зависит, правильный ты выбор сделаешь или нет.
– А Локи?
– Локи, Локи… Дурак твой Локи, иначе б не попался. А за дурость наказывать надо.
– Ты… Вы с самого начала знали…
– Конечно, знал, – Захар замолчал. Потом, видно, подведя итог раздумьям, произнес: – Ты ведь ничего-то и не помнишь? Раннее детство. Тебе около годика было, совсем кроха.
Я замотала головой. Нет, не помню.
– А я вот очень хорошо, прямо, словно рисует кто. На тебе платьице голубенькое, с кружавчиками, и шапочка, и сама ты на куклу похожа. Глазки кругленькие, губки бантиком, почти все время молчишь, да петушка своего грызешь. Петушка-то хоть помнишь? Я его из ГДР привез, он тебе очень нравился, резиновый, яркий, синенький с красным? Нет, не помнишь, – вздохнул Захар. – Может, оно и к лучшему. Я помню, хватит и этого.
– Зачем?
– Зачем я тебе обо всем этом напоминаю? Ну, девочка, ты ведь для меня тоже много значишь. И я просто хочу, чтобы ты это поняла… – Он замолчал, глядя в окно.
Машина катила себе вперед по городским улицам.
Черный джип, клетка на колесах, а в клетке сижу я и дрессировщик мой, он совсем рядом. Если захочу, могу прикоснуться к его руке или к светлому пальто. Пальто из кашемира, ткань мягкая и легкая, как пух. Мы это пальто вместе выбирали. Я помню. И дрессировщик, он тоже помнит. Гладит меня по шерстке, убеждает, что, по сути, в клетке тоже можно жить, и неплохо, сыто и спокойно. Изредка клетку будут убирать, а зверушке подбрасывать всякие приятные мелочи, чтобы зверушка не вспоминала. Зачем зверушке свобода? Там холодно, голодно. Там, на свободе, злые люди, они ведь и обидеть могут, и плохому научить. Как Локи.
Я всхлипнула, до того мне стало себя, бедную, жалко.
– Думаешь, что я сволочь? Скотина последняя? – Захар говорил вполголоса, так, чтобы сидящее за рулем существо в балахоне не услышало. – Думаешь, он умрет, и ты тогда шагнешь следом за ним? Так просто? Так я тебе скажу – не просто решиться на такое. Умирать, девочка, больно. Очень больно. И страшно. Смерть – это не игрушка и не иллюстрация к пьесе Шекспира. Он – не Ромео, а ты – не Джульетта. И там, за чертой, ничего нет. Вы не встретитесь, не шагнете рука об руку в райские кущи к вечному блаженству, потому как блаженства этого не существует. Кому знать, как не мне! Я ведь в Афгане служил. И умер. Тебе мать не рассказывала? Нет? Осколок прошел рядом с сердцем, я молодой был, глупый, вот и полез, куда не надо. А в результате – пять минут смерти. Клиническая смерть. Слышала о таком?
Я кивнула. Плакать больше не хотелось. Дядя Захар редко рассказывал о себе, он вообще редко откровенничал с кем-либо.
– Только никакая она не «клиническая», обыкновенная смерть, конечная. И ничего там нет, совсем ничего. Бездна без конца и края, а ты – крохотная песчинка, частица этой самой бездны… Вот так. Я тогда выбрался. Меня позвали, и я выбрался. А ты? Думаешь, у тебя будет такой шанс? Черта с два! Поэтому, прежде чем рот открывать, думай, малышка. Там – ничего, а здесь – у тебя семья. Маргарита тебя любит, сколько лет жизни отнимет у нее твоя преждевременная кончина? Сестра. Да и я, не хочу притворяться, что мне все равно. Это в кино злодеи – хладнокровные чудовища, а я – не чудовище. Совсем не чудовище.
– А кто тогда? Кто? Вы ведь с самого начала знали, чем все закончится!
– Знал, не буду спорить. Не умею. Но, девочка, пойми: тут ведь или он меня, или я его. Мне с ним сразу разобраться надо было, когда твой Локи еще сопливым пацаном был, так нет – пожалел. Кто ж знал, что из него народный мститель получится? Вырос мальчик. Вырос… А я старею с каждым годом, да что там – годом, с каждой неделей, с каждым днем. Я физически чувствую, как слабею! А он? Молодой волк. У него впереди целая жизнь, почти вечность. Рано или поздно он все равно бы взял след. Мой след. Он ведь упертый.
– Упертый, – подтвердила я.
– Вот. Именно поэтому я должен был убрать его как можно скорее. Пока есть еще силы. Но как? Я ведь знаю и имя, и фамилию, я вообще много знаю о нем, гораздо больше, чем ты. Но я не знал главного: где он. И что мне оставалось делать? Не гоняться же за этим наглым мальчишкой по всем просторам России?
– Сделать так, чтобы он сам пришел к тебе, – прошептала я.
– Верно! Умница ты моя, – восхитился Захар. – Дальше – дело техники. Звонок с просьбой о помощи. Парень – романтик, последний рыцарь, он не должен был проигнорировать такую слезную мольбу, Дон-Кихот несчастный. Прилетел, как на крыльях.
– Евгения… Она была с вами?
– Не совсем. Ты ведь сама поняла, как это делается. Она была с нами, но потом сорвалась. В принципе, наша служба безопасности сразу доложила, что она ведет себя неадекватно. Я приказал не трогать ее. Наоборот, она «случайно» узнала, как связаться с человеком, который способен ей помочь.
– С Локи?
– С Локи, – подтвердил Захар. – Просьба о помощи была совершенно искренней, шла, так сказать, из глубины души, вот мальчик и не уловил фальши. Ее и не было. Ни слова неправды.