Она стала бы счастливой.
– Зачем она появилась снова? Не могла отстать от нас? Письмецо прислала, дескать, супруг кони двинул и приезжайте в гости, всею семьей? Я знаю, чего она хотела: забрать у меня то, до чего еще не добралась, – Галина выплюнула сигарету на ковер и с наслаждением раздавила ее. – Она всегда брала чужое. Платье. Мужа. Детей.
Уже тогда все стало понятно. И Галина попыталась отказать, но… В этом доме пахло деньгами и спокойной жизнью. Поначалу была иллюзия выбора и свободы, открытые двери говорили, что возвращение возможно в любой момент, и Галина поверила.
Ей очень хотелось верить, как хотелось пожить для себя. Мир вдруг завертелся. Магазины модной одежды. Салоны красоты. Прислуга. Шофер. Их желание угодить льстило и развращало.
И вместе с тем появился страх, что когда-нибудь все закончится.
– Деньги принадлежали ей? – нарушил молчание ментяра. Широкоплечий и плоскоголовый, он казался туповатым. – Вы никогда не забывали о том, что деньги принадлежали вашей сестре.
– Она не позволяла, – Галя достала вторую сигарету. – Ей нравилось управлять нами. Стоило немного расслабиться, забыться, как Алька тут же одергивала. Она мне собственных детей воспитывать не разрешала!
– Аньку воспитывала ты, – Алина сумела взять себя в руки. Теперь она сидела прямо, плечи расправила и ладони на колени положила. – И воспитала хорошо. Лентяйка. Тупица. Мелкая дрянь.
– Не смей так говорить о моей дочери!
Анечка отвернулась и спряталась за братца.
– Почему же не сметь? Или это ты подучила ее шантажировать меня? Ты послала ее украсть гребень, чтобы убить ту девочку, так?
Анечка раскраснелась. Жарко ей. Ничего, жар костей не ломит, как пришел, так и уйдет. Просто нужно взять себя в руки и довести игру.
У них ничего нет.
– Это ты ее убила. Ты и твой проклятый гребень. Ты ведь так хотела оставаться молодой. Красивой. Уж не для того ли, чтобы в постель к шоферюге прыгнуть? Не даром он с тебя глаз не сводит!
– А спит с тобой!
Верно. Теперь Галя успела раньше. И не нужен ей был этот тип, досадить хотелось.
– Со мной. Но ты пальчиком поманишь, и он передумает. Он умный мальчик. И из нищеты выбраться желает. А ты поможешь. Ты купишь его, как покупала все.
– Прекратите! – воскликнула девица в мятом платье и руки подняла. – Пожалуйста. Вы ведете себя… невозможно. Просто признайте, что играли друг с другом. Вы, Алина, с ними. Ваша сестра – с вами.
И это справедливо. Вот только выгода от тех игр разная. Алинка, играясь, с ума сходила, а Галя к цели двигалась. И уже почти добралась.
И доберется.
– Вы поняли, что у вашей сестры появляется мания. – продолжила девица. – И вы решили сделать так, чтобы об этой мании стало известно окружающим. Тогда возник бы вопрос о душевном равновесии и адекватности, а вследствие – возможность признать Алину душевнобольной. Что дальше? Опека над ней и всем состоянием? Или просто шанс побыть хозяйкой в доме?
А зачем делить, смешная девочка с усталыми глазами? Зачем делить, если можно взять все? Девчонку зовут Дарьей. Отчества Галина не помнила, да и плевать она хотела на отчество, не в нем дело, а в том, что Алинка сама наняла эту дурочку. И дурочке не останется ничего, кроме как подтвердить: госпожа Красникина безумна.
Девочке ведь не впервой рассказывать на суде о чьей-то неадекватности.
– Это вы явились в морг и заказали бальзамирование тела. Вы приняли работу и сыграли сцену для врача. Думали, он примет вас за Алину? Даже надели ее шляпку. А бальзамирование зачем? Хотя постойте, знаю: в похоронной конторе просто обязаны были обратить внимание на некоторую… странность тела. Вы рассчитывали на заявление в милицию, так? Конечно, дело бы закрыли, но на руках у вас остался бы протокол, документальное подтверждение чужого сумасшествия. А вышло иначе. И вам пришлось импровизировать. Вы украли гребень, подкинули его Маше Капуценко и сказали Алине, где искать вещь.
Сколько обвинительного пафоса в речи! За ним почти исчезла правда. И хорошо. Иногда правды лучше не знать.
– А потом убили девочку, поддерживая сказку. Что вам еще оставалось? Маша была здорова, вот вы немного и подправили реальность. Затем подкинули гребень патологоанатому, поручив передать собственной дочери. Удачная мысль – инсценировать болезнь. И добить сестру, – последние слова Дарья произнесла очень тихо, и глядела под ноги.
Все так и не так.
Все правильно, но не верно.
Галина не хотела никого убивать: ранить, испугать, сделать сказку немного страшнее. Получилось неудачно. Для девчонки. Но на Алину подействовало. Как она металась! Бродила из комнаты в комнату, бормотала, трясла кулачками зеркалам и тут же замирала, уставившись на отражение.
И все видели это безумие!
Теперь они не смогут откреститься. Вот только не понятна жалость в глазах других. Кого они жалеют? Галину? Да они слабы и беспомощны! Неудачники, все как один.
– Вы вошли во вкус. Вы дергали за ниточки, сталкивая домашних лбами. Суета была вам на руку, да и, полагаю, нравилась весьма. Настолько нравилась, что сейчас вам обидно прерывать игру.
Обидно? Отнюдь нет. Галина добилась своего, вывернула наизнанку каждого, как они выворачивали ее всю жизнь. Это справедливо.
– Волосы… волосы с кровью на гребне. Это она, да? Она ей волосы расчесала! – сказала Алина. – На гребне была кровь. Я знала чья. Мне стало страшно.
– И где кровь? – встрепенулся мент.
Уже нигде. Галина не такая дура, чтобы оставлять улики. Гребень она убрала на следующий день и вымыла тщательно. Ничего они не найдут. И Галина, улыбнувшись, произнесла:
– Все, что вы тут наговорили, конечно, интересно. Вот только доказать что-то у вас вряд ли выйдет.
– Может быть, – согласилась Дарья, глядя в глаза. – А вам самой не страшно было трогать гребень?
Смеется? Или тоже свихнулась, как дражайшая сестрица?
– Знаете, Адам тоже не верит в мистику. Вот только… иногда от нашей веры ничего не зависит. Вы уж проверьтесь. Чаще всего тьма бьет тех, кто идет по ее дороге. Вы желали безумия сестре, но по-моему, вы сами утратили разум. Извините.
И девка вышла.
Вот так? Не будет ни криков, ни требований сознаться? Галине стало смешно. И смех просился наружу. Она не стала сдерживать. Она смеялась и смеялась, пока не охрипла. Но даже тогда в груди осталось веселое клокотание. А по телу разлился жар.
Дашка помогала собираться. Вещей в палате было немного, но Адам все копался и копался, пытаясь уложить их в сумку согласно какому-то своему высокому плану. И Дашкино терпение иссякало.
У нее вообще терпения было не сказать, чтобы много.
– А все равно я права! – сказала Дашка и, отобрав сумку, встряхнула ее. Внутри звякнуло и улеглось, позволяя затянуть шрам замка. – Два случая – еще ладно. Но три – это уже закономерность. Признай!