Телефон в его нагрудном кармане требовательно засвиристел. Свободной рукой Данил вытащил его, нажал нужную кнопку.
РЕЗВЯТСЯ ЭСКУЛАПЫ-ЛЮБИТЕЛИ
— Дядько? — раздался нагловатый голос, и Данил пару секунд вспоминал, кто это, еще не отойдя от схватки. — Тут для тебя есть интересная весточка, про твоего хворого…
…Данил как раз закончил лихорадочно, но методично избавлять салон и баранку от своих отпечатков, когда рядом тормознул «Москвич» Волчка, и Лемке, перегнувшись назад, без промедления распахнул заднюю дверцу.
— Гони в психушку, — распорядился Данил, прыгнув на сиденье и захлопывая дверцу уже на ходу. — К Багловскому гости вдруг нагрянули…
— Кто?
— Неизвестно пока. Один. Там у меня чисто случайный человечек в стукачах, откуда ему знать… Но зелень, стерва, жрет, что твоя антилопа. Хорошо хоть, умеет отрабатывать…
— Хвоста за вами не было, когда его везли?
— Обижаешь, Капитан, — сквозь зубы сказал Данил. — Обижаешь…
Правда, при этом он прекрасно понимал, что имеет в виду Лемке, — вот только думать об этой возможности категорически не хотелось…
Волчок свое дело знал туго — машина то и дело срезала путь окольными дорогами и переулочками, ухитряясь и мчаться на недозволенной скорости, и огибать места постоянной дислокации гаишников. Вырулили на стоянку возле корпуса номер два. Данил, секунду поразмыслив, распорядился:
— Волчок, на второй этаж. Мордатый шкав, серые глаза, нос короткий, приплюснутый, звать Федею. Отдашь ему баксы, вдруг пригодится еще… Стоп!
Успели, это называется…
На широком крыльце с низкими ступеньками показался болящий Багловский — в своей прежней одежде, причесанный, выглядевший почти нормальным (для того, кто его не видел прежде). Правда, взгляд у него был стеклянный, застывший и двигался с грацией ожившего манекена, валкой деревянной походочкой заводной игрушки. Под локоток его галантно и заботливо поддерживал субъект при галстуке, мгновенно вызвавший у Данила знакомое охотничье возбуждение: господин Сердюк, и описаниям отвечает, и по фотографии опознать несложно, наконец-то встретились, как говорится, в истинной плоти…
Данил мгновенно сполз по сиденью так, чтобы от проходившего совсем недалеко Сердюка его прикрывали спины сидящих впереди. Тихонько сказал:
— Мы уезжаем, а ты все же туда сходи. Узнай, как это ему удалось с маху выцарапать болящего из узилища…
Волчок кивнул и выскользнул из машины. Все так же полусидя на краешке сиденья, почти на полу, Данил наблюдал. Пан Сердюк устроил Багловского на переднем сиденье светлой «Волги», заботливо пристегнул ремнем, сел за руль и уверенно тронул машину.
— Давай, — приказал Данил, убедившись, что «Волгу» никто не эскортирует. — Только поосторожнее, чует мое сердце, не с ягненочком столкнулись… Кстати, что там с моим поручением?
— А все, — сказал Лемке спокойно. — Выяснили. Как в воду вы глядели, пане Черский, удивляюсь я вашему чутью…
— Конкретнее.
— Людмила Дарышевская, двадцати трех лет.
Работала официанткой при Доме писателя, сама из Гракова. Три дня назад в родном Гракове ее и сшиб насмерть неопознанный грузовик. Девку нынче схоронили, а грузовик так и не нашли, трудно там с пинкертонами, да и свидетелей не было… Что, укладываются кубики?
— Укладываются, — сквозь зубы сказал Данил.
Лемке держался на приличном расстоянии от «Волги», умело выполняя маневры так, чтобы не быть опознанным в качестве хвоста. Впрочем, сидевший за рулем «Волги» и не думал проверяться — ох, скольких сгубила самонадеянность на нашей грешной земле…
Понемногу возникали определенные подозрения, а там стали переходить в уверенность. В конце концов Лемке высказал это вслух:
— Демократом буду, он к Виктуару домой катит… Все, дальше нет поворотов.
— Еще не факт… — процедил Данил, только чтобы прервать молчание.
Факт, возразил он мысленно сам себе. Вот эта улица, вот этот дом… Вот этот подъезд. Лемке притормозил в дальнем конце двора, за детской площадкой.
Сердюк извлек из машины заторможенного Багловского, которому, судя по виду, было все равно, что с ним происходит и куда влекут, запер машину, на миг мелькнувшую огоньками сигнализации, и, с той же неотвязной заботливостью держа спутника под ручку, увел в подъезд.
Они переглянулись.
— Вперед, — сказал Данил. — И этого типа давно пора потрогать за вымя, и Виктуара у них в руках оставлять нельзя, уж если его столь быстро извлекли из психушки, значит, он им нужен как сувенир, чтобы держать под рукой…
Справишься с его замками?
— Дерьма-то…
Не особенно торопясь, они пересекли двор, вошли в чисто прибранный подъезд и, стараясь ступать бесшумно, поднялись на третий этаж. Лестница была пуста, никто на них не кинулся со скулодробительными целями, никто не вынырнул из-за угла со стволом наперевес.
— Детектор с собой? — спросил Данил. — А то окажется в хате микрофончик, и засекут, как таракана на манной каше…
— С собой, конечно.
— Ну, по счету «раз»…
Лемке извлек отмычку, во мгновение ока справился со стандартным, не особенно сложным замком, ухитрившись проделать это почти бесшумно вплоть до самого последнего щелчка, — и они ворвались в квартиру стандартным «караколем», прикрывая друг друга.
Первым оказавшийся в гостиной Данил принял боевую стойку — но Сердюк, выпрямившись (секунду назад он низко склонился к сидящему Багловскому) и вздрогнув от неожиданности, тут же справился с собой. Застыл неподвижно, чуть разведя руки.
— Стоять спокойно, — сказал ему Данил, переместившись на шаг вправо.
Лемке надвинулся слева, поигрывая никелированными гнутыми плоскогубцами из шикарного набора автоинструментов словно нунчаками, — ничуть не криминальная вещичка, зато в умелых рученьках способная сработать убойнейше.
— Стою, как видите, — отозвался Сердюк напряженно, но, в общем, хладнокровно. — С кем имею?
Данил подал знак указательным пальцем. Лемке, с балетной грацией переместившись за спину Сердюка, в три секунды охлопал его, кивнул:
— Оружия нет. — Взглянув на детектор, добавил:
— И микрофонов нет.
— В чем дело, товарищи? — Сердюк изобразил прямо-таки нормальнейшую улыбку. — Оружие, микрофоны… Почему вы, собственно, в чужую квартиру врываетесь?
— А вы, милейший? — усмехнулся Данил. — Вы ж тоже не у себя дома, пан Сердюк…
— Сердюк? Вы меня с кем-то путаете… Если вам необходим некий Сердюк, ума не приложу, в чем способен его заменить — я-то ведь вовсе не он…