Он понял, улыбнулся открыто.
— Не выйдет, сухой закон! Но достать можно…
— Я не о том, — прервал Насадный. — Отработай червонец.
Тот взглянул на автомат и глаза его помолодели.
— Слушай, если ты не провокатор, мы можем с тобой!.. Да с одним стволом весь город захватим! Я всё продумал! Сначала освободим общагу, ну, штрафной изолятор. Выпустим бубновых тузов, а они уже давно пиковин наточили, и если пойдут гулять…
— Фамилия спеца внизу — Ковальчук? — спросил Насадный.
— Не знаю… Он три нуля пятый! Какой-то агрегат собирает, вечный двигатель.
— Он давно здесь?
— Полгода… Ты и его знаешь? — он снова что-то заподозрил.
— Позови сюда.
— Сюда?! — изумился Кошкин. — Да он не пойдёт! Он же с тремя нулями! С ними даже разговаривать нельзя!
— Шепни на ухо: академик зовёт.
Тот недоверчиво пожал плечами, однако стал спускаться вниз. И едва голова его скрылась, Дара вернула Насадному талисман, сказала озабоченно:
— Будь осторожнее с ним. Не доверяй.
— Я его знаю, видел в деле. Дерзкий парень!
— Здесь никому нельзя доверять. Ты знал другого человека.
Ждать пришлось несколько тревожных, напряжённых минут: Ковальчук мог не выйти, дать сигнал охране, так что академик держал под прицелом не пролом замурованного бокса, а вход в катакомбы. Наконец, задрожала стальная лестница и над дырой медленно вырос соавтор «Разряда», за ним поднимался Кошкин.
— Где он? — спросил Ковальчук, вертя головой. — В рот пароход!..
— Я здесь, — Насадный выступил из-за укрытия, опуская ствол автомата. — Ну, здорово были, пропащий!
Кажется, он был рад встрече, по крайней мере, раскинул руки, словно обнять хотел, и не смутился даже при виде оружия.
— Академик?! Ну, полный звездец! Откуда ты?
Тот знаком подозвал Кошкина и велел запереть изнутри входные ворота в штольню, после чего вытащил лестницу из пролома и выключил теплодув.
— Вот теперь поговорим.
Ковальчук несколько увял, нарочитая радость встречи медленно переросла в напряжённое ожидание.
— Абзац… Не слабо для начала.
— Что же ты не явился орден получать? Высшую награду Родины?
— Не за награды работали, Святослав Людвигович…
— А тут тоже за светлое будущее? Или за белое?
— За бабки, академик. За хорошие бабки. Времена другие, мать их…
— Где же тебя братья откопали-то? Всесоюзный розыск был, но награда так и не нашла героя…
— Плохо искали, — натянуто усмехнулся Ковальчук. — Братья Беленькие так сразу нашли… Ты-то какими судьбами здесь?
— Приехал взглянуть на своё детище.
— С автоматом?
— Времена такие, мать их… «Разряд» смонтировал?
— В линию собрал, — осторожно признался он. — И запустил… Ты там такого нагородил, а технической документации не оставил. Подбираю оптимальные режимы…
— Я помогу, — серьёзно пообещал Насадный. — Хорошо, что в линию собрал, мне меньше работы…
Ковальчук присел на край платформы с теплодувом.
— Ты же не за этим приехал. Скорее, наоборот… И хочешь, чтоб я тебе помог?
— Правильно, как соавтор!
Он посмотрел с сожалением, словно на больного с тяжёлым и неотвратимым диагнозом.
— И рука поднимется?
— Сейчас увидишь. Спускайся вниз, — академик сбросил лестницу в пролом. — Я за тобой.
Томский чудотворец не двинулся с места, взглянул исподлобья.
— Я не принадлежу к этому полудурочному братству, — тяжело произнёс он, — вольнонаёмный, свободный художник. И не упёртый, как они.
— Тем более! Значит, всё понимаешь.
Он возбуждённо вскочил, но тут же сел.
— В восемьдесят седьмом от нищеты я стал челночить, в Польшу ездил по чужим документам, сковородками и утюгами торговал, назад тряпьё возил… Там на меня и вышли эти люди… В общем, не знаю, на кого работал, но за два года получил столько, что в девяностом купил замок в Чехии, восемнадцатый век. В Штаты звали — не поехал, не нравится, здесь хоть славяне живут… И сделал им примитивную хреновину бурить шахтные стволы электроимпульсным способом! Никак не мог привыкнуть, всё казалось, дурные деньги… А ты что заработал, академик? За всю жизнь? Как оценили твой талант? Побрякушками на грудь? Памятником при жизни?
— Мы с тобой залезли в технологии будущего, — всё ещё пытался образумить его академик. — А как настоящее может использовать их? В виде оружия? И как оценить?..
Ковальчук начал медленно вставать, и в этот миг Дара выступила из-за спины Насадного.
— Не убеждай изгоя, это бессмысленно! — шагнула к нему и вскинула руку. — Ты искал счастье — я дам тебе счастье.
Томский чудотворец попятился точно так же, как недавно журналист, влип в стену штольни.
— Постой! — академик перехватил руку Дары. — Он на самом деле гений! Нельзя лишать разума настоящее! Пусть он останется…
— Чтобы служить кощеям? Нет, я исполню свой урок, Варга!
Она на миг заслонила Ковальчука, и когда отпрянула в сторону, перёд Насадным уже сидел счастливый, улыбающийся безумец…
* * *
Утонувший по брюхо вертолёт никак не мог оторваться от земли, вмёрзшее в снег шасси держало крепко, но откапывать уже не оставалось времени. Белый непроглядный вихрь, поднятый винтами, заслонил и так серенький угасающий день: в это время на Таймыре уже не гасли яркие звёзды. Дара раскачивала машину на амортизаторах, давала превышенные обороты двигателя, опасно манипулируя ручкой шаг-газа, норовила создать боковой крен, чтобы вырваться из плена — вертолёт оставался на месте, словно приросший к арене цирка.
— Бью по колёсам! — крикнул академик. — Надо убрать давление в шинах!
— Давай! Сбавляю обороты!
Насадный приоткрыл дверцу и наугад расстрелял оба передних колеса, потом свесившись, левое заднее, и когда перевёл ствол к правому, вдруг увидел Кошкина, обхватившего стойку шасси.
— Взлетай! — немо орал бывший пилот, и, уперевшись в снег, пытался оторвать машину. — Полный газ!
Или что-то другое, но в тот миг ему почудились именно эти слова, считанные с движения губ.
Со всех сторон к недостроенному цирку неслись призрачные фигуры с ружьями.
— Взлетай! — повторил он команду, наклонясь к розовому уху Дары. — Полный газ!