Объезжая стариков по малому кругу, сначала он глазам не верил, затем стал наливаться тяжёлой, гнущей к земле злобой, и не хотелось ни писать, ни бежать к местному начальству и ставить его на уши. Однажды, стиснув зубы, он не мог их больше разжать, да так и поехал по большому кругу, через несколько областей, по той самой коренной России, с точки зрения фон Шнакенбурга умеющей держать удар.
Она тоже жила со стиснутыми зубами…
А он, сквозь зубы же, стискивая челюсти, чтоб подавить вопль, говорил:
— Ещё немного потерпите. Я найду Беловодье…
Назад он вернулся истинным раскольником — страстным и блаженным.
И ничего уже не хотел знать иного, кроме Звёздной Раны. Не заезжая домой, он ворвался в архив и был остановлен охраной. Опарину заявили, что он лишён пропуска, а значит, и допуска к открытым, но всё же секретным документам.
— Я Сергей Опарин! — воскликнул он совсем глупо и некстати. — Это моя работа!
Крепкие парни в милицейской форме смотрели на него, как на пустое место, а помнится, расшаркивались всякий раз, когда проходил мимо и даже документов не проверяли.
— Хорошо, пригласите хранительницу из третьего отдела, — попросил он. — Или дайте мне позвонить.
Один вроде бы сделал движение рукой к телефону, однако второй посмотрел на него выразительно и отодвинул аппарат подальше от края стойки.
— Вот тебя, — Опарин ткнул пальцем в неумолимого охранника, — я никогда не возьму с собой! А твоего напарника возьму, если хорошо меня попросит.
Развернулся и ушёл из здания.
Он просидел в машине часа четыре, дождался, когда архив покинет последний сотрудник и охранники запрут дверь изнутри. До последнего мгновения не верил, что тётушек в здании не было и нет. Они не могли заболеть сразу обе или уйти в отпуск, уехать в командировку, наконец, умереть. Скорее всего, случилось то, чего они опасались, тайно копируя материалы, а потом пряча их в самом же архиве, поскольку самый надёжный способ спрятать воду — это растворить её в воде…
Только сейчас он хватился, что не знает ни их адресов, ни домашних телефонов, ни даже фамилий. И вообще ничего не знает об их жизни — есть ли мужья, дети, как они живут: он давно привык, что они служат ему, исполняют всякое желание и существуют рядом не как личности, а наподобие инструмента, с помощью которого легко найти нужную бумажку, восстановить события прошлого; он и звал-то их не по имени-отчеству — просто тётушками…
Весь вечер Сергей Опарин просидел у телефона с надеждой, что может быть они разыщут его номер — нетрудно сделать — личность в прошлом известная — и позвонят. Но, кажется, за месяц странствий о нём вообще забыли, до полуночи ни одного звонка, а бывало, приходилось отключать, иначе до утра нет покоя. Единственный звонок раздался в третьем часу, он схватил трубку, поалёкал, подул однако на другом конце отключились — верно, кто-то ошибся…
А наутро, растерянный и одержимый, он вышел из подъезда и сразу же увидел тётушек: одна стояла возле его машины, другая прогуливалась далеко в стороне. Он так обрадовался, что забыл, какую и как зовут, кинулся навстречу, и тут тётушка резко развернулась и быстро, без оглядки, пошла дворами, словно убегала от него. И вторая в сей же час пропала из виду! Сокращая путь, Сергей проскочил через детскую площадку и заметил, как тётушка завернула к заднему выходу магазина, где торчали доверху заполненные мусорные баки, громоздились пустые ящики и коробки. Едва он сунулся к этой свалке, обе тётушки очутились перед ним.
— Что случилось? — спросил он, хотя уже знал, что.
— Мы сами виноваты, потеряли осторожность, — чуть ли не в один голос заговорили они, озираясь. — Нас поймали с поличным, когда выносили копии. Обыскали, такой позор. И дома обыски сделали…
— Зачем же вы понесли копии?! — закричал Опарин, не владея собой. — Я вам говорил: ничего не выносите из архива! Не будет состава преступления! Прячьте всё там же! За каким же вы чёртом?! Зачем?!
— Как — зачем?
— Как — зачем? Для вас!
— Для меня?!
— Вы же умоляли нас… Мы нашли!
Он на мгновение потерял дар речи, затем спросил шёпотом:
— Что нашли?..
— Идентифицировали квадрат с отдельными территориями, по проявлению исторического интереса, — залепетали тётушки. — И обнаружили три подходящих астроблемы… Вообще-то в Сибири их много, но мы выбрали три.
— Три?! Три Звёздных Раны?
— Да… Разве этого мало?
— Мне нужна всего одна! Зачем мне три?
— Когда больше, это же лучше! Вот, возьмите, и выбирайте сами, какая Рана больше всего подойдёт. Нам трудно выбрать, какая из них страна счастья. Может быть, они все счастливые?..
Одна из них достала из-под коробок пластиковый налёт, набитый чем-то плотным и тяжёлым. Сергей схватил его, растряс и выдрал толстую архивную папку с дыркой на корешке, заполненную на три четверти пачкой бумаги.
— Здесь копии, кое-где не совсем качественно…
— У нас картридж вышел…
Опарин сел тут же, на битые ящики из-под фруктов и раскрыл папку. Не он тётушкам, а они ему принесли счастье: возможное географическое название квадрата 1441 указывалось в первом же документе — Тобольский метеоритный кратер и речка Тёплая, в семидесяти километрах от города Тобольска.
— Не забудьте нас взять с собой, — вроде бы попросили тётушки.
— Да-да, обязательно, непременно, — вроде бы ответил или только подумал он, поскольку когда оторвался от бумаг, тётушек рядом не оказалось. Вместо них два магазинных грузчика разламывали картонные коробки и увязывали их в пачки, и уже заканчивали работу. Опарин сидел возле осклизлых переполненных мусорных баков, открытый всем взорам, кружился рой мух, воняло гниющими помидорами и тухлой рыбой. Он же ни на что не обращал внимания: читать о Звёздной Ране, о счастливой земле Беловодья было всё равно где, ибо даже повествование о ней, изложенное на бумаге, полностью выключало из реального мира.
От удара метеорита земная кора прогнулась, опустилась ниже уровня мирового океана, и в этой впадине возник микроклимат, необычный для суровой Сибири. Плоская равнина, обрамлённая холмами, хранила тепло — видимо, истончился слой «твёрдой земли» и раскалённая мантия могла греть её поверхность, почему и речка называлась Тёплой, не замерзая даже в лютые морозы: из недр её подпитывали горячие ключи. Когда в эти места пришёл Ермак со своим казачьим войском, то встал зимовать и сказал: вот где рай-то земной! Коли не было бы надо мной воли Строгановых, остался бы здесь и прожил остаток жизни, вместо того, чтобы осваивать дикие, незаселённые земли, на коих и жить-то нельзя из-за холодов и скудости пищи, которую даёт природа. И простоял он в Звёздной Ране до середины следующего лета, не желая уходить с благодатного места, покуда хозяин его, Строганов, депешу не прислал, чтобы шёл дальше, в глубь земель сибирских и приводил к повиновению все дикие племена, кочующие по необъятным просторам.