— Мне с тобой никогда не рассчитаться, — буркнул Зимогор. — Ты всех так цепляешь на крюк?
— И ещё. Этот твой космический мусорщик оригинальная личность, но дитя советской системы. — Шейх достал ежедневник и стал читать. — Закончил Высшую комсомольскую школу, работал секретарём на плавбазе рыбфлота в Мурманске. За попытку перехода финской границы получил три года. После отсидки под чужой фамилией поступил на географический факультет, однако отчислили с пятого курса, когда вскрылся обман. Через год задержан на территории Китая за незаконный переход, пять лет исправлялся на рисовых полях, затем был передан советской стороне и ещё два года рубил лес в Коми. Остался там на жительство, работал в леспромхозе и добивался выезда в Монголию, но не получил. Потом оказался в Свердловске, там женился на еврейке и выехал с ней в Израиль как диссидент. Получил израильский паспорт, обокрал жену и её родственников и морским путём отправился в Индию, но по пути был схвачен Интерполом, возвращён в землю обетованную, где его разоблачили и отправили на девять лет рыть оросительные каналы на оккупированных землях. Оттуда с помощью палестинцев бежал в Иран, а потом через воюющий с советскими войсками Афганистан снова хотел пробраться на китайскую территорию Тибета, но попал в плен к моджахедам и был случайно отбит нашими солдатами. Вернули в Россию, незаконно продержали два года под следствием, после чего дали паспорт на настоящее имя и выпустили на свободу. Он женился и уехал на Алтай, по месту жительства своей супружницы.
Конырев прочитал всё это чуть ли не на одном дыхании, отвалился в кресле и отпыхиваясь, добавил:
— Я менял города, я менял имена!..
— Явный неудачник и бессребреник, — определил Зимогор. — Которых ты терпеть не можешь.
— Да, и это правда, не могу, — подтвердил Шейх. — Их воспели и подняли, бессребреник стал объектом для подражания. В результате навязали нации нищенскую психологию… Но твой знакомый мусорщик, наоборот, весьма преуспел, если учитывать одну маленькую деталь. Ещё в комсомольской школе стал сотрудником внешней разведки. И в наших лагерях не сидел, а проходил специальную подготовку или вообще выполнял особые поручения партии и правительства.
— А в китайских?
— В китайских сомнительно. Но в израильской по полной программе, причём год — в специальных кандалах! — с удовольствием сообщил Конырев. — За дерзкое поведение: постоянно обижал охрану!
— Чем же он занимался в разведке?
— А вот этого не знает даже Эксперт, который знает всё!
— И почему они его на Тибет не пустили? — чуть невпопад спросил Зимогор.
— Кто сказал — не пустили? — засмеялся Конырев. — Скорее всего, бывал он там, и много раз. Но это пока скрывают от моего улыбчивого Эксперта. Но завтра он поедет к директору и всё узнает.
— К какому директору?
— Разумеется, службы разведки!
— Он что, работает у тебя, этот бывший министр? — невесело усмехнулся Зимогор. — Вроде бы и не африканец…
— Нет, не работает. Но финансисты очень любят деньги.
— Ты ему платишь?
Шейх вылез из кресла, как медведь из берлоги, и только не зарычал:
— Кому я только не плачу…
В тот вечер Зимогор успел заехать к матери в Перово. Она была на пенсии, но всё ещё работала врачом на станции «скорой помощи». Отец же всю жизнь просидел за баранкой, последние лет десять дальнобойщиком, развозил дефицит — подшипники по автомобильным заводам. Однажды его КамАЗ обнаружили на просёлке неподалёку от трассы в Горьковской области, груз и водитель бесследно исчезли, и мать до сих пор не знала, жена она или давно вдова. Горе это не забывалось и всё время жило в доме вместе с матерью. И было у неё ещё одно — никак не могла женить Олега, однако с этой бедой вроде бы уже свыклась, и на семейных праздниках, когда собиралась родня и непременно начинала обсуждать эту тему, мать спокойно махала рукой и в присутствии сына говорила:
— Да ну его! Он и в детстве-то всё время играл в одиночку. Сядет в песочнице отдельно и ковыряется… Восемь невест приводил и показывал! На двух женился… И что толку? А жёны ну просто золотые были, до сих пор мне иногда звонят…
— Мама, они звонят, потому что нужны халявные шприцы, медикаменты или советы доктора! — протестовал Зимогор. — А ты им в принципе не нужна.
Доказывать что-либо матери было бесполезно… Она как-то незаметно перешагнула низенький порожек старушечьего возраста, и признаком этого стало то, что по вечерам, когда не дежурила на станции, сидела на скамеечке возле подъезда. Здесь её и застал Олег, подкатил на «девятке», посигналил и помахал рукой: он входил в зрелость, поскольку начинал чувствовать, как опостылела самостоятельность, и снова хотелось стать зависимым от родителей ребёнком. Например, пожаловаться…
— Мам, меня сняли с должности, — сразу же бухнул он. — Я теперь не главный, а просто геолог в производственном отделе. Это у нас место ссылки.
— А я хотела поздравить, — медленно увяла она. — Подумала, приехал похвастаться машиной…
Мать сидела рядом, трогала панель, кнопки, словно прощупывала больного. Они с отцом всю жизнь копили на «Жигули», и когда наконец набрали нужную сумму, машины подорожали вдвое…
— Конырев с барского плеча тулупчик мне скинул…
— Это хорошо ли — взял такой тулупчик?
— Хорошо, мам. Славке уже не интересно стало зарабатывать деньги. Наелся этой романтики, тоскует… Видела бы, какой он жирный стал. А Светка — три тебя надо.
— Всё равно, не брал бы…
— Отдать недолго, если что почувствую.
— За что тебя сняли-то? Вроде бы говорил, наоборот…
— Не спрашивай! Столько намешано, сам ещё понять не могу, за что.
Она помолчала, глядя в зеркало заднего обзора на своих товарок, плотно сидевших на скамеечке.
— Пошли, чем-нибудь угощу. Ты ужинал?
Зимогор вдруг заспешил: это лишь в детстве приходит успокоение, когда пожалуешься матери и потрёшь мокрые глаза. Сейчас же и её разочаровал, и сам не нашёл утешения, ибо для этого нужно уткнуться в подол и хорошенько пореветь.
— Я на секунду заскочил, мам, отметиться, что приехал…
— Тогда посидим ещё минутку, — попросила она. — Видишь, как соседки на нас смотрят… Пусть думают, что у тебя всё хорошо. И родне не говори пока, что сняли…
— Мам, я, кажется, влюбился, — вдруг признался он.
— В очередной раз? — помедлив, спросила мать и, взглянув на сына, поправилась. — Ну ладно, прости старуху…
— Такого ещё не бывало… Вернее, никогда не встречал такой женщины.
— А кто она?
— Не знаю… Зовут Лаксана.
— Какое редкое имя… Русская или нет?