– Не придумают… В Черногольскую прокуратуру депутатский запрос пошел, вопрос поставлен четко, на каком основании ты задержан…
– Это хорошо, когда вопрос поставлен…
Болек обхватил жену двумя руками, посадил на стол.
– Еще лучше, когда он стоит остро, – с чувственным озорством во взгляде улыбнулась Лариса.
– Это я тебе обещаю…
Из нижнего белья на Ларисе были только чулки на поясе. И когда Болек прижал ее к себе, она с жарким вздохом обняла его…
– Все это, конечно, очень интересно, – застегиваясь, сказал Болек. – Но лучше бы дома, чем здесь…
– Скоро будешь дома, – поправляя юбку, пообещала Лариса. – Задействованы большие силы – депутаты, адвокаты, пресса, наконец. Самое большее через неделю будешь на свободе… Прессу подняли здесь и в Черногольске. Уже создаем тебе образ святого мученика, – улыбнулась она. – Это на перспективу. Ты же собираешься баллотироваться?
– Однозначно.
– Все будет хорошо. Скоро тебя выпустят… Если, конечно…
Лариса осеклась, встревоженно посмотрела на мужа.
– Что если?
– Не нравится мне все это. Дело заведомо проигрышное, зачем вообще было начинать. Могли бы серьезно подготовиться, а нет, наобум… Что, если они хотят тебя физически устранить?
– Где, здесь?
– Где ж еще?.. Кистенева убрали. И тебя могут убрать… Как у тебя дела в камере?
– Лучше не бывает. Все подо мной, ну это как обычно…
– Никто волком не смотрит?
– Бывший смотрящий, но мне на него наплевать.
– Может, его на тебя нацелили?
– Вряд ли…
– Будь осторожней, следи за всеми, чтобы врасплох не застали.
– Ну да, ну да…
– А я постараюсь ускорить процесс… Да, тут тебя спрашивали.
– Кто, где?
– Какой-то армейский друг. Парень, с которым ты служил. К нашему дому на Кутузовском подходил, про тебя спрашивал…
– Нет у меня армейских друзей. Ты же знаешь, я не служил…
– Может, в пехоте с тобой служил? – с едва уловимой ехидцей в голосе предположила Лариса.
– В какой пехоте?
– В боксерской… Охранник сказал, что парень прятал лицо. Шапка на глаза надвинута, очки, куртка с поднятым воротом… Но ростом и сложением на Болотова похож…
– Он за границей.
– Ты уверен?
– Нет.
– Что, если он?
– Подружиться со мной хочет?
– Дружба в бок, по самую рукоять… Или с контрольным выстрелом…
– Мне такая дружба не нужна.
– Я тоже так думаю… Я людей в Крым послала, пусть с его женой поработают. Может, она что знает…
– Логично. Но лучше не рисковать: не то сейчас время… Отзови людей, потом с этим вопросом разберемся. Сначала меня отсюда надо вытащить, потом все остальное…
– Как скажешь, дорогой… Передачи исправно получаешь?
– Каждый день.
– Я тебе теплый костюм принесла, ты переоденься, а этот я заберу…
Следователь выполнил свое обещание, но лишь частично. Убийцу он пока не нашел, но уже похлопотал перед тюремным начальством, чтобы Ефима поместили в камеру с нормальными условиями существования.
Камера была обычной, с двухъярусными шконками, в меру холодная и вонючая. Но здесь было свободное место. Ефим не собирался качать права, поэтому бросил вещи на шконку возле самой параши.
– Эй, ты чё, брызги любишь? – поднимаясь во весь рост, спросил здоровенный детина с бритой головой.
– Ну да, – бравурно усмехнувшись, кивнул Ефим. – Если это брызги шампанского…
Он с самого начала выбрал тактику поведения – недовольство жизнью, претензии к собственной персоне сводить к шутке. Тюрьма нытиков не любит, а обиженных еще и опускает. Хочешь жить – умей быть выше обстоятельств. Доказывать свое право на лучший кусок посредством кулаков – занятие дохлое и бесперспективное: на каждое действие найдется противодействие. Куда лучше обескураживающая улыбка и слово, за которым не нужно лезть в карман. Хотя и с этим можно попасть впросак: плохо, если, желая быть юмористом, попадешь в разряд дешевых клоунов…
– Тогда тебе повезло, – ухмыльнулся здоровяк. – Шампанское здесь у всех…
– Ну да, и подают его холодным, – демонстративно поежился Ефим. – Температура у вас тут – не забалуешь…
– А ты что, баловаться сюда заехал?
– В том-то и дело, что нет, потому и переживаю. Чем больше балуешь под одеялом, тем быстрей согреешься…
– Не знаю, не пробовал, – расплылся в улыбке здоровяк. – Как зовут?
– Ефим.
– А я Родион… За что взяли?
– За жабры взяли, – улыбнулся Ефим. – А если серьезно, три двойки влепили…
– В смысле?
– Менты влепили. Хорошо, если бы в классный журнал, а то в дело. Три двойки, двести двадцать вторая статья, незаконное хранение огнестрельного оружия…
– У меня то же самое.
– Что, тоже за ствол взяли?
– Не, так же, как и тебя, – за жабры, – хмыкнул Родион. И, показав на худосочного паренька с выпуклыми глазами, сказал: – А за ствол у нас Колю взяли. Коля у нас на проститутках погорел. Да, Коля?.. Одной рукой за ствол его держала, а другой бумажник вытащила. Коля не стерпел, так промеж глаз ей врезал, что менты ему три единицы выставили. У тебя три двойки, а у нас по три кола. Статья сто одиннадцатая, тяжкий вред здоровью… Ты пока располагайся, а потом я к тебе подойду. Парень ты ничего, споемся…
Родион панибратски хлопнул новичка по плечу и подался к себе на шконку. Но не успел Ефим устроиться, как рядом с ним вырос высокий нескладный мужчина с утиным носом.
– А ты чё, думал, с «мужиком» перетер, и все, дело в шляпе, да? – не глядя на Ефима, с претензией спросил он.
Голос хриплый, прокуренный.
– А ты что, блатной? – выпрямившись во весь рост, спросил Ефим.
– А тебе что-то не нравится? – нахохлился «утконос».
– Мне все здесь нравится, брат.
– Твои братья в тамбовских лесах бегают.
– Тамбовские Питер держат. Это ты о них? – жестко спросил Ефим.
О тамбовских бандитах он знал исключительно из газет, но сейчас вид у него был такой, как будто он сам принадлежал к их числу.
– Я про волков… – слегка растерялся «утконос».
– Да, но тон у тебя не очень…
– Ты знаешь тамбовских?
– Я много чего в этой жизни знаю.