– И она сука, – кивнул Валентин.
Столько лет прошло, прежде чем он узнал правду. Но лучше поздно, чем никогда… Впрочем, не совсем искреннее признание урезало правду.
– И ты сука! Врешь потому что!.. Не мог Митюха стрелять! Не было у него ствола!
– Так ствол он в кущери закинул! Там снег был, ствол в нем утонул… Митюха вообще, по жизни, мокрушником был. Он зачем в тебя стрелял? Давай, говорит, Лоскут, тему такую замутим… Лоскут – это я… Ну, говорит, Новый год, салюты, грохот, все такое. А мы из волыны пальнем, вот увидишь, говорит, никто не заметит… Ну, пальнул, и ты не заметил. То есть заметил, но не сразу…
– Я тебе сейчас голову оторву, и ты сразу это заметишь, это я тебе обещаю… Если бы Митюха стрелял, у него пороховые газы на руке остались бы, а так не было ничего. Потому что ты стрелял…
– Да нет! – закрываясь от Валентина руками, мотнул головой Лоскут. – Это не я!
– Ты!.. И я тебе не прокуратура, мне твое чистосердечное признание не нужно… Значит, Кристина меня заказала?
– Если бы я умел врать, я бы сказал, что да. Но я же не вру! Она хотела бабу твою напугать и тебя, а Митюха из волыны шмальнул…
Все-таки прав был Валентин, когда возлагал вину на Кристину. Убить она его хотела или всего лишь напугать, но Лида погибла. И после этого он спал с ней, даже хотел, чтобы она ушла к нему от мужа… Он думал о ней хорошо, а она по уши в связях с уголовниками. И скажи после этого, что не сука она…
– Ты из волыны шмальнул, – сказал Валентин. – Но убивать я тебя не стану…
Он говорил об одном, а думал о другом. Он должен был… более того, он хотел убить эту уголовную мразь. Он должен был отомстить ему за Лиду и за свою порушенную жизнь. И это будет уже адресная месть, а не просто сведение счетов с уголовным миром, как было в случае со Стежковым. Он отомстит за Лиду, и тогда ему еще легче станет дышать. И угасающая тяга к жизни обретет новую мощь, и жизнь снова окрасится в радужные тона… Если, конечно, Неверов оставит ему эту жизнь.
– Не убивай, – обрадовался Лоскут.
– Ты мне скажи, почему Кристина содержала тебя?
– Содержала?.. Ну да, содержала… Она хату мне купила, да. Классная хата, в самой Москве, а не где-то на дальней окраине…
– И за что такое благо?
– Ну, она же не хочет, чтобы я рассказал, кто заказал твою бабу? Может, она и не хотела, чтобы ее убили. Но ведь ее убили!
– Ты ее шантажировал?
– Да.
– Она с тобой спала?
– О! Это за радость!.. Она баба знойная… Знаешь, после такой телки даже не страшно умереть!.. А ты с ней тоже, я знаю. Мы с тобой теперь свояки, да? – похабно улыбнулся Лоскут.
– Ты-то сам хоть понял, что сказал? – ухмыльнулся Валентин. – Я же, по-вашим гнилым понятиям, типа, петух. А ты мне свояк…
– Э-э, погоди, да ты не так понял! – спохватился уголовник.
– Хочешь сказать, я не человек? – наливаясь злобой, спросил Валентин.
– Э-э, человек, конечно, только…
– Что только?.. Как же я ваш уголовный сброд ненавижу! Молись, падла!..
Он уже подошел к страшной черте, за которой не было уже никаких тормозов. Он бы набросился на Лоскута, чтобы задушить его, если бы дверь в камеру вдруг не открылась.
В освещенном коридоре за распахнутой дверью стоял Неверов. Рядом здоровенный тип с пистолетом в руке. Даже если бы Валентин превзошел самого себя, он все равно бы не смог преодолеть расстояние до него, не нарвавшись на пулю.
– Я так полагаю, вы уже выяснили, ху есть ху, – едко усмехнулся с высоты своего положения Неверов. – Вы оба ху. Но кто-то больший ху, чем другой. И кто больше, тот останется здесь навсегда. А кто поменьше, сможет отправиться домой… Живым из этого подвала может выйти только один. И ему дается всего полчаса, чтобы остаться в гордом одиночестве. Нет – вас застрелят обоих…
Неверов многозначительно глянул на часы.
– Время пошло.
Дверь с грохотом закрылась.
Пока Валентин осмысливал условие, пока его глаза привыкали к темноте, Лоскут с бешеным воем напрыгнул на него. Обхватив руками его голову, он с силой шарахнул ее затылком о стену. От резкого сотрясения у Валентина поплыло перед глазами. Удар, еще удар… Но Лоскут просчитался. Фактор внезапности очень помог ему, но не привел к победе. Валентин нащупал нервный узел под грудинной костью, со всей силой, какой только мог, вжал в него большим пальцем.
Возможно, вначале Лоскут не почувствовал особой боли, но движения его вдруг стали вялыми… Сначала ослабели руки, затем пошатнулось сознание, а после появилась боль, которая свернула его в бараний рог. Валентин оттолкнул от себя врага, вскочил на ноги, ударил его в голову…
Он мог бы убить Лоскута, но даже в охватившем его бешенстве он осознал, чего хотел от них Неверов. Кто-то из них двоих должен был стать сейчас убийцей. И если Валентин сможет расправиться с Лоскутом, у него появится шанс обрести свободу… Но он не хотел убивать человека кому-то на потеху. Одно дело – мстить, и совсем другое – исполнять чью-то волю…
– Тварь!
Он пнул уголовника ногой и остановился. Будь что будет, а он умывает руки…
Примерно через полчаса дверь опять открылась. Снова появился Неверов.
– Оба живы? – недобро удивился он. – Ну, что ж, поступим по-другому…
Ждать пришлось недолго. Охранники привели Кристину. Щека распухшая, губа разбита, глаза воспаленные от слез и переживаний. Досталось ей от мужа, но жалость не шелохнулась в душе у Валентина.
– Убивать я тебя не буду, – сказал ей Неверов. – Но и жить с тобой тоже не буду. С кем-то из них двоих будешь жить. С кем, выбирай сама…
– Но я не хочу с ними, я хочу с тобой.
Кристина представляла собой жалкое зрелище. Она готова была ноги целовать мужу, лишь бы он ее простил. Валентин презрительно усмехнулся, глядя на нее.
– Нет, со мной ты уже не будешь… Выбирай из них двоих.
– Тогда никого! – с жалким пафосом воскликнула она.
– Ты не понимаешь, кто-то из этих должен умереть. На кого ты покажешь, тот будет жить, а другой умрет… Понимаю, это жестоко, но я так решил. А ты знаешь, я не меняю своих решений… У тебя одна минута, выбирай…
– Ну, пожалуйста, ну не надо, – ломая руки, захныкала Кристина.
– Если не надо, тогда они умрут оба. И ты вместе с ними, – Неверов так посмотрел на нее, что даже Валентину стало страшно. – Время идет.
Думала она недолго; с внутренним отторжением глянув на Лоскута, показала на Валентина.
– Губа не дура, – поморщился ее муж. – Я хоть и не голубой, как утверждают некоторые, но скажу, что этот посимпатичней… С ним хочешь жить? – обращаясь к ней, резко спросил.