– Только рыпнитесь, шавки, живо в пустые черепа сквозняки впущу! – пригрозил фиксатый.
Ящер застыл как вкопанный. Но ни капли растерянности в его взгляде, ни тени испуга на лице. Он всего лишь подчинился суровой необходимости. Сема невольно позавидовал его выдержке.
– Ну, чего тебе, дядя, надо? – недрогнувшим голосом спросил он.
Но фиксатый уже не обращал на него внимания. Полуобернувшись, он призвал к себе кого-то из темноты подвального коридора.
Рыжий толстяк с хитро бегающими глазками, вынырнувший из-за его спины, не казался сейчас тем самоуверенным и гордым, каким его привык видеть Сема. Этот тип заправлял той самой «конторой», куда они с Самоваром сгоняли краденый товар.
– Ну, фраерок пузатый, стукни-ка мне на своих подельничков...
Сема и Леха озабоченно переглянулись, когда по требованию фиксатого рыжий ткнул пальцем сначала в одного, затем – в другого.
Блатарь хищно улыбнулся и подошел к Семе. Его цепкий взгляд определил в нем главного. Что ж, он ненамного ошибся. Сема смотрелся посолиднее Лехи, и авторитет у него в команде был покруче. Хотя в их ночных вылазках Самовар держал козырную масть. Что ни говори, а самая тонкая работа лежала на нем, от него успех зависел... Но какое это сейчас имело значение?
– «Восьмерочку» белую помнишь, недоумок? – всверливаясь в него уничтожающим взглядом, прошипел фиксатый.
Белая «восьмерка»? Ну, конечно же, Сема не мог не помнить эту красавицу. Классная была тачка. Залюбуешься. Новехонькая, совсем недавно с конвейера, движок работает еле слышно, ход мягкий, пружинистый. Мечта, одним словом!
Вчера они с Лехой сошли с электрички на Белорусском вокзале, откуда собирались прошвырнуться по городу в поисках очередной жертвы. И вдруг, глядь, прямо перед ними на площади останавливается «восьмерка», мужик из нее выходит, торопится куда-то. Отправляясь по своим срочным делам, машину закрыть забыл. Мало того, даже не удосужился вытащить ключи из замка зажигания. Ну как не проучить этого торопыгу?
Через пару часов они уже были в гараже у рыжего. Тот пришел в восторг, рассматривая тачку, не торгуясь, отстегнул на двоих аж восемь сотен. Никогда они еще так много не получали...
– Ну, помню... – буркнул Сема.
Нутром своим он чувствовал приближение катастрофы.
– И он помнит, – с недоброй ухмылкой на тонких злобных губах кивнул на рыжего фиксатый. – А знаешь, у кого ты, гаденыш, тачку-то увел?
– У кого?
– У ба-альшого человека! У законного вора... Он, кстати, привет тебе передает!
И резким движением он вогнал свой кулак Семе под дых. Заставил его согнуться в три погибели.
И тут же в уши ворвался грохот пистолетного выстрела. Это один из трех громил пустил пулю под ноги Ящеру, который неосторожно ринулся на помощь другу. И тот остановился, продолжая оставаться беспомощным свидетелем происходящего.
– Твой фарт, фраерок, что тачку мы взяли обратно. Повезло тебе, да только не совсем... Короче, с тебя и с твоего корешка пять «кусков». Усек?
– У нас нет таких бабок, – разгибаясь, истекая ненавистью, сказал Сема.
– А это твои проблемы... Лавье отдашь этому, – кивнул фиксатый на рыжего. – Сроку у тебя всего ничего. Два дня. Не отдашь должок, выпишем билетик на тот свет. Я перед тобой порожняки не гоняю...
И, еще раз окатив Сему ледяным взглядом, фиксатый повернулся к нему спиной и походкой победителя зашагал к выходу. За ним исчезли и все его спутники.
Какое-то время в подвале стояла тишина. Гнетущая, напряженная. Она давила на перепонки и сжимала душу. Сема был бы рад сейчас провалиться сквозь землю.
– А теперь слушай сюда, Сема, – первым нарушил тишину Ящер.
Он с пренебрежением смотрел на него и недобро усмехался. В глазах стоял холод.
Похоже, самое худшее только начиналось.
– Ну, че тебе? – насупился Усик.
– А ты волком на меня не смотри! – взорвался Вадим. – Ты лучше скажи, о какой «восьмерке» базар тут шел?
Он все понял. Поэтому и злился. Ну как же, угоняли машины без его на то ведома... Семе стало не по себе.
– Ну, мы с Самоваром тут тачку одну угнали...
– Одну? Всего одну? – Подозрительный взгляд Ящера соскользнул с него и уткнулся в Леху. – Вы мне тут горбатого не лепите...
Самовар сразу потускнел, как будто изморосью покрылся. Малый он не промах, смелый, рисковый, но перед Ящером робеет. Признает его превосходство над собой. Да, этот монстр с тяжелым взглядом умеет, когда нужно, нагнать страху. Недаром же у него такой авторитет...
– Да ладно тебе, Ящер, на яйца катком наезжать, – несмело буркнул Леха, не глядя в глаза. – Ну не одну мы с Семой тачку обули, не одну... А чо тут такого?
– Ты героя из себя не строй. Хоть по сотне тачек в день угоняйте, это ваши дела. Но я знать об этом должен! – Ящер все больше расходился. – Мы одна команда, а я в центре. Никаких тайн от меня быть не может. А если втихаря хотите дела свои проворачивать, то валите отсюда на крен... Ты понял меня, Самовар?
– Да понял...
– А ты, Усик?
– Угу...
– Вы обокрали нас, – тон Ящера обрел силу приговора.
– Чо? – взвился Сема. – Ты, в натуре, думай, чо втираешь!
– Хавло заткни!.. Вы тачки угоняли не за просто так. Вы с этого навар имели...
– Ну и?..
Куда это Ящер, блин, клонит?.. Сема догадывался куда, а потому и злился.
– И неплохие бабки на карман вам шли... А в казну не отстегнули ни копья...
– В казну?.. Ни копья?.. А с какого крена я с кем-то должен делиться?.. Я, бляха, шкуру свою под статью заложил. Мне, а не вам тут всем, если вдруг что, менты срок навесят! Так с какой это, интересно, мохнатки мне в казну бабки отстегивать?
Злость захлестывала Сему с головой. Но сила ледяного взгляда, которым Ящер пронизывал его насквозь, не позволяла ему выйти из себя окончательно.
– А с такой!.. Ты с Самоваром работал на того рыжего, которого блатари с собой притащили. Я так понял или не так?
Вадим бил, хлестал по лицу колючими словами.
– Ну, так...
– А он, этот петрила, вас, мутаков, и подставил... Нарвались вы на блатарей, у крутого дяди тачку угнали. А блатные, сами знаете, этого не прощают. Пустили хвост по вашему вонючему следу. Вышли на вашего рыжего ублюдка, а тот сразу лапки кверху. Тачку у него, я так понимаю, сразу забрали. И «кусков» так несколько с него скачали. А еще с вас, мутил, захотели поиметь. И рыжий этот козел рад стараться. Ни за крен собачий сдал вас, дуриков безмозглых, подчистую...
– Я питара этого рыжего, мать его так, за яйца подвешу!