Мрак в конце тоннеля | Страница: 15

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– А противогазы в рабочем состоянии?

– Э-э… – замялся Болгаров. – Думаю, что да…

– Хлорпикрин есть?

– Нет, нет, нет! – замахал руками «капитан», радуясь тому, что нет возможности создать газовую камеру, где бы он на себе проверил работоспособность противогазов. – Да и не нужно это!

– Как это не нужно?

– Трудней задержать химическое вещество, а радиоактивную пыль задержит даже неисправный противогаз…

– А если нас еще и химией начнут травить? – спросил «моряк».

– Э-э… Ну все, конечно, может быть…

– Хреново ты к войне подготовился, капитан!

– А кто ж знал, что так будет?

– Создали тут бутафорию!

– Так нам только за это деньги и платили… Надо наверх пробиваться, в третий блок, там все на случай войны… Только я не знаю, захотят ли они поделиться с нами. Пока все нормально, пока хотят договариваться, а что будет через две недели, я не знаю. Может, они с ума к этому времени сойдут! Может, вырежут нас всех к чертовой матери!

«Капитана» затрясло от собственного пророчества. Мне даже показалось, что сейчас он еще и расплачется… Да, неважный попался нам командир. Вроде бы и умный мужик, а толку от него никакого. Но и мне вовсе не хотелось брать на себя его обязанности. Пусть он дальше руководит процессом, а я буду сдерживать толпу, в роли добровольного жандарма.

2

Я стоял у плаката с изображением рентгенометра «ПД-5». Лампочка под сводчатым в разводах потолком едва теплилась, но все же я смог прочесть информацию о его назначении. Измеритель мощности дозы являлся основным прибором для измерения уровня радиации и радиоактивной зараженности различных предметов по гамма-излучению. По гамма-излучению!

А ведь я чувствовал какой-то подвох. Поэтому и пришел в пункт дозиметрического контроля. Проснулся среди ночи; тьма вокруг, а в ней разлита тревога, и она тяжелыми каплями скатывалась на сознание, лишая меня покоя. Я чувствовал радиацию, я ощущал, как она разъедает меня изнутри, как разлагает мозг, сердце, легкие, печень, почки. А Болгаров уверял, что ничего страшного не происходит. Что-то не то было в его объяснениях, что-то не то…

«Капитан» сейчас спал. Отсек, в котором он обитал, оборудован был железной дверью, и не так-то просто до него добраться.

Кубрик этот находился в конце полутемного коридора, у аварийного входа. У тяжелой сейфовой двери я увидел «моряка», Сергея Павловича Князьева, как он мне представился, и еще одного дневального из дежурной смены. Они стояли на полусогнутых ногах, чуть наклонившись вперед. И лицом друг к другу. Но смотрели куда-то вверх, навострив уши.

Услышав мои шаги, «моряк» протянул ко мне руку, требуя тишины. Я замер, прислушался. За дверью, где-то под потолком, раздавался странный звук. Как будто гигантская крыса разрывала лапами землю.

– Что там такое? – шепотом спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами «моряк». – Как будто кто-то скребется.

– Кто?

– Спроси что-нибудь полегче.

– Может, сверху к нам кто-то продирается?

– Запросто… Они там дизель экономят, напряжение в сети совсем никакое. Мы для них лишние. Может, вырезать нас хотят?

– Зачем? Им проще провод к нам отрезать, – логически рассудил я.

Но все же тревога в душе усилилась. Не к добру этот шум за дверью аварийного входа.

У нас была связь с третьим блоком – Болгаров часто разговаривал с начальником гражданского бомбоубежища, спрашивал радиационную обстановку, просил повысить напряжение в сети; и вроде бы общение проходило бесконфликтно. Иногда до нас доносились звуки сверху – то дверь с силой откроется, стукнувшись о стену, то что-нибудь упадет. Этажи разделяли не только плиты перекрытия, но и слой земли, поэтому мы не могли слышать шаги какого-нибудь тяжеловеса. Зато легко улавливались звуки воды, льющейся сверху по трубам за стеной умывальника. Это указывало на то, что над нами бурлила жизнь.

Ну а вдруг обитателям третьего блока не хватает жизненного пространства, вдруг им нужны наши просторы, не заселенные и на десять процентов? Что, если поэтому они готовят диверсию?.. Но ведь можно просто договориться? Мы пустим их сюда, а они поделятся с нами продовольственными запасами… А если они не хотят делиться? Вдруг мы для них настолько чужие, что нас уже приговорили к смерти?

Все эти мысли противоречили здравому смыслу, но тревога становилась все сильней. И шум за дверью сгущал ее, а еще, также извне, в мое сознание, казалось, вплывали телепатические волны, внушающие мне беспокойство. Мало-помалу я становился неврастеником, и меня уже пугало все – и ядерное пепелище на месте Москвы, и эта невыносимая толща земли со всех сторон. Казалось, еще чуть-чуть – и меня накроет приступ клаустрофобии.

И не было уже никаких сомнений в том, что я стал жертвой ядерной войны. Почти никаких… Сомнения заменило чувство тревоги, и оно, казалось, сводило меня с ума. А ведь шла всего третья ночь нашего заточения. Неужели через неделю я стану законченным психом?

Шум за дверью вдруг стих. Но теперь тревога исходила от самой тишины, вязкой, гнетуще-тяжелой.

– Кажется, успокоились, – безрадостно прошептал «моряк».

Сергей Павлович действительно был акционером нескольких металлургических заводов, миллионером. Но, поскольку непосредственного участия в управлении этими предприятиями он не принимал, то врагов у него, как ему хотелось на это надеяться, не было, поэтому жилось ему спокойно и опасения за собственную жизнь не донимали. Поэтому и не пользовался услугами телохранителей, которых мог бы взять с собой сюда, под землю. И это хорошо, иначе бы мне пришлось иметь дело с ними за то, что я наехал на их босса.

А ведь я действительно готов был подраться с ним, чтобы приструнить распоясавшуюся толпу. Я в тот день и собрание провел, и даже организовал дежурство по бункеру. И лекарства в медпункт вернулись в тот же день.

Мне удалось предотвратить бунт на корабле. Но сейчас я, пожалуй, не взялся бы за это дело. Не хотелось мне ни во что больше ввязываться: лень меня одолела. Замкнутое пространство, казалось, высасывало жизненную энергию, насыщая образующиеся пустоты апатией, густой, как болотная жижа. И еще изнутри меня разъедала радиация, заставляя принимать на грудь больше обычного. Коньяк заканчивался, запасов спиртного в убежище не было, и я даже представить боялся, что будет со мной, когда нечем будет глушить свой страх… Тогда я точно сойду с ума через неделю.

Со скрипом открылась дверь, и к нам вышел заспанный Болгаров. Вместо полевой формы на нем был байковый спортивный костюм, такой же мятый, как и его лицо.

– Что у вас тут такое? – потирая глаза, спросил он.

– Да за дверью шуршал кто-то, – ответил Сергей Павлович.

– Мыши?

– Ага, размером со слона.

– Тогда уже размером с мамонта, – в мрачной усмешке скривил я губы. – У мамонта бивни есть, а слону землю рыть нечем…